Каждый здравомыслящий человек твердо знает: вампиров не бывает, вампиры очень любят человеческую кровь, вампиры боятся чеснока, осины и солнечного света. Интересно, а что думают на этот счет... сами вампиры? Ох они бы и порасказали, найдись достаточно беспристрасный и неприхотливый слушатель! Перед вами - подробный отчет на основе личных наблюдений, составленный неунывающей адепткой Старминской Школы Магов, Пифий и Травниц. Но не удалось ли вампирам ввести в заблуждение и ее?..
Профессия: ведьма
Сообщений 1 страница 18 из 18
Поделиться22008-09-29 09:58:47
СТАРМИНСКАЯ ШКОЛА ЧАРОДЕЕВ, ПИФИЙ И ТРАВНИЦ
ФАКУЛЬТЕТ ТЕОРИТИЧЕСКОЙ И ПРАКТИЧЕСКОЙ МАГИИ
КАФЕДРА МАГОВ-ПРАКТИКОВ
Часть первая
СОЦИАЛЬНЫЙ УКЛАД, БЫТ И НРАВЫ ВАМПИРЬЕЙ ОБЩИНЫ
Курсовая работа
адептки 8-го курса Вольхи Редной
Научный руководитель:
Магистр 1-й степени архимаг Ксандр Перлов
999 год по белорскому летоисчеслению, город Стармин
Вик. А что? Вы что-то имеете против вампиров?
Р. Асприн. Корпорация М. И. Ф.
Введение
Хороший сегодня выдался денек. Теплый. Безветренный.
Вторая декада сеностава месяца неспешно сочилась сквозь клепсидру солнечного лета, и голоса зябликов, доносившиеся из придорожных кустов, звенели в ушах. Я ехала сквозь их гнездовые угодья, как вдоль пограничной полосы. Полосой была дорога, заброшенный, покрывающийся пыльной травой Криой Большак. Зяблики попеременно возмущались вторжением человека на белой лошади в их частные владенья, залихвастские трели сменялись хриплым чириканьем, птахи перепархивали по веточкам, тревожа листву.
Разноцветная кайма вокруг черных подсыхающих луж взрывалась сотнями истомленных жарой мотыльков, раскручивалась ввысь вихрем трепещущих крыльев. По¬водья, завернутые петлей, свисали с передней луки. Я покачивалась в седле, как мешок с крупой, придерживая левой рукой лежавшее на коленях письмо и пытаясь разобрать прыгающие перед глазами руны. Ромашка по¬льзовалась моим расслабленным состоянием, все замед¬ляя и замедляя шаг, надеясь, что я, увлеченная чтением, не замечу ее коварного маневра и дам ей остановиться и спокойно пощипать травку.
— Ты чего это, голубушка? А ну, шевели копытами!
Плутоватая кобылка разочарованно всхрапнула.
- Давай, давай, халтурщица.
Я устроилась поудобней, если вообще можно устро¬иться поудобней на том пыточном предмете, коим яв¬лялось для меня жесткое казенное седло на третий день пути. Ромашкина грива тоненькими колечками спуска¬лась до передней луки, забиваясь между страницами пухлого письма, которое я должна была вручить Пове¬лителю Догевы и которое уже минут пять как самовольно вскрыла при помощи магии, не тронув увесистой печати на веревочке. На алом воске отчетливо проступал оттиск перстня — тринадцать рун и переплетающийся с дра¬коном единорог в центре.
Угрызения совести никоим образом не сопутствовали сему времяпрепровождению. Во-первых, письмо писал мой Учитель, то есть ничего более обидного или нового, чем я о себе знала, сообщить он Повелителю Догевы не мог. С другой стороны, вдруг Учитель строчил это письмо в состоянии несвойственного ему благодушия и умиротворения? Должна же я соответствовать своей характеристике. И в-третьих, Варвара — не единствен¬ная любопытная женщина на земле. О каре, постигшей вышеупомянутую, я старалась не думать.
Итак, я приступила к чтению.
«Многоуважаемый Повелитель Догевы, благородный Арр'акктур тор Ордвист Ш'эонэлл из клана...»
Мура, геральдика, ни к чему не обязывающая веж¬ливость. Пропускаю. Страницу пропускаю. Вторую. Руны меленькие, заковыристые, не сразу и разберешь. Почерк у моего Учителя — для секретных документов лучше не придумаешь. Ему бы шпаргалки к экзаменам писать. Да когда же закончится это введение?! Тоже мне, Повелитель —на карте этой Догевы с медную мен-ку, а почестей — на золотой кладень! Интересно, будет ли его читать сам Арр'акктур? Вряд ли, разве что у него прогрессирующая мания величия. В таком случае не следует ли мне, законопослушной жительнице держав¬ного города Стармина, столицы Белории, официальной резиденции многоуважаемого кем-то его величества ко¬роля Наума, заблаговременно поупражняться в благо¬говейном трепете? Как-никак личность я незначитель¬ная, ничем не примечательная, кроме золотисто-русых волос с рыжиной да вредного характера. Первое ка¬чество — наследственное, второе. — благоприобретен¬ное. Моя подробнейшая автобиография — три строчки с финтифлюшкой на переносе: круглая сирота, восем¬надцать лет назад имела несчастье появиться на свет в семье потомственных тружеников полей, то бишь селян, в промежутках между весенними и осенними страдами с грехом пополам выучила грамоту, а восемь лет назад сбежала в Стармин и поступила в Высшую Школу...
Тут мои занятия литературой, дипломатией и гене¬алогией грубо прервали. Очень грубо. Я едва успела под¬хватить листки, поползшие в разные стороны. Ромашка, неисправимая саботажница, задумчиво жевала узду, бря¬цая железом, в то время как незнакомый и весьма по¬дозрительный тип обросшей наружности демонстратив¬но потрясал перед лошадиной мордой самодельным ар¬балетом с грязной стрелой многоразового использова¬ния, так что непонятно было, кого он собирается грабить - меня или Ромашку. Я приподнялась на стременах, с интересом рассматривая заржавленный наконечник.
- Я не думаю, что это самое удачное место для тор¬говли антиквариатом,— доверительно сообщила я незнакомцу.— Вот в Стармине у вас бы его с руками ото¬рвали. Вернее, отрубили. Знаете ли, там очень не любят разбойников...
Ромашка обнюхала арбалет, презрительно фыркнула и, напрочь игнорируя грабителя, потянулась к аппетит¬ной зелени малинника, из высокой гущи которого только что возникло это чудо в лаптях.
Преступный элемент заметно смутился. Наконечник затрепетал, как щенячий хвостик. Увы, до раскаяния и покаяния было еще далеко — заблудшая овца упорст¬вовала во грехе сребролюбия:
— А ну-тка, живо слезай с коня, девка языкатая! Ко¬
шелек или жизнь, да пошустрей, слышишь?
Я изобразила усиленную работу мысли:
— Ладно, убедил. Кошелек.
Пахнуло озоном.
Лицо грабителя передернулось, зрачки расширились, глаза остекленели, и он, медленно опустив арбалет, от¬вязал и беспрекословно подал мне тощий мешок, болтавшийся у пояса.
От мешка разило кошками и куревом. Ослабив ве¬ревку, стягивавшую горловину, я пропустила сквозь пальцы несколько мелких монет.
- Маловато, дорогой мой, маловато. С ленцой ра¬ботаешь, без огонька. Впрочем, так уж и быть, возьму в качестве аванса,— осчастливила я грабителя, швыряя ему под ноги пустой мешок, и предупредила: — Я через пару дней этой же дорогой назад поеду, так уж будь добр, постарайся меня не разочаровать.
Мужик, не отрывая от меня загипнотизированного взгляда, медленно нагнулся, поднял мешок и застыл столб столбом, не в силах шевельнуться без моего ведома.
Как только горе-грабитель скрылся из виду, я деак-тивировала заклинание и позволила Ромашке перейти с галопа на любимую ею трусцу. Письмо, зажатое во время подсчета денег у меня между коленями, немного помялось и утратило товарный вид. Впрочем, рассудила я, главное не оформление, а содержание. Оное же ком-пенсировало недостатки репейного листа, использован¬ного в укромном месте.
Ага, вот наконец и обо мне пара строк. За дифирам¬бами загадочному Арр'акктуру пропустишь и не заме¬тишь.
«...за время обучения в Высшей Школе Чародеев, Пифий и Травниц адептка Вольха проявила себя...»
Знаю. Очень плохо.
«...неусидчива, нетерпелива, своевольна...»
Знакомая песня.
.«...любит злые шутки и неоднократно переносит их с воспитанников на воспитателей...»
Это он про ведро, что ли? Да, было одно ведерко, довольно объемистое. Стояло себе на балке, над дверью моей комнаты. Эдакий самодельный капкан на соседей по Школьному общежитию, дабы неповадно было без спросу одалживать у меня конспекты и кастрюли с на¬варенным на неделю борщом. Может, Учитель так бы не разозлился, если бы ведро все-таки опрокинулось, а не упало ему на голову стоймя, вместе с водой?
«...отличается редкими способностями к практи¬ческой и теоретической магии, сильно развитой интуицией, быстро адаптируется к нестандартной ситуа¬ции...»
Ха, может, я еще не безнадежна?
«...рекомендую применить ее дарование для решения упомянутой Вами проблемы. Да, еще. Последующие страницы начертаны симпатическим составом, дабы уберечь их содержание от неумеренного любопытства вышеупомянутой адептки, которая в настоящий момент наверняка уже ознакомилась с содержанием страниц предыдущих. Компоненты, входящие в состав, Вам из¬вестны, и для Вас не составит труда...»
Нет, безнадежно. Меня исправит только могила.
Поделиться32008-09-29 09:59:42
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ
Глава1
Неприличная какая-то граница у Догевы. У эльфов— высокие травы. У гномов — скалы. У валдаков — груды выброшенной на поверхность земли. У дриад — дубы, подметающие облака. У друидов — каменные круги. У людей — облупленные стены, каналы с затхлой водой, разделенные парой-тройкой подъемных мостов, да лы¬сые стражники при них, бдительно дремлющие, упира¬ясь на ржавые алебарды.
А здесь — осины. Издевательство какое-то, особенно если учесть, что жители Догевы — вампиры. Хорошие такие осины, серебристые, трепещущие. За осинами ще¬кочет небо островерхий еловый ковер, среди которого кое-где проглядывают затравленные березки и сосенки, сама же Догева лежит в долине, как плюшка на дне расписной пиалы. Если смотреть с холма — края пиалы, виден белый ободок из осин; второй потолще, потем¬нее — из елей, а в центре — широкое зеленое дно с крапочками: сама Догева в кольце возделанных полей и облаках тумана.
«Подойдешь вплотную к деревьям,— наставлял меня Учитель,— и пошлешь мысленный сигнал в глубь леса. Любой. Можешь думать о чем угодно, лишь бы сфор¬мировать мощную телепатическую волну.
— А кому мне ее направить?
— На общей частоте. Кто-нибудь из Стражей Границы услышит.
Я смущенно кашлянула:
— Лучше бы ему этого не слышать...
— Не обязательно продумывать очередную пакость. Знаю, знаю, ты на них сверх всякой меры горазда, но на сей раз постарайся воздержаться от оных. О чем это я? Ах да, о волне. Вампиры очень восприимчивы к телепатии и сразу отреагируют на ее присутствие, хотя и не смогут досконально расшифровать. Так что напирай на количество, а не на качество.
- Вот так? — Я смотрю на дымящую баню, намор¬щив лоб от усердия, и на мою волну тут же реагируют пять или шесть адептов, которые, овеянные паром, вы¬бегают из дверей и выпрыгивают из окон, атакованные внезапно ожившими вениками. Руки будущих коллег заняты шайками, прикрывающими от веников самое сокровенное. Учитель усмиряет веники одним движе¬нием брови, но взгляды, адресованные шутнице недомытыми коллегами, не сулят ничего хорошего.
- Я сказал «подумать», а не транслировать заклинания. Жаль, что за годы, проведенные в этих стенах, ты так и не научилась думать.
Что ж, думаю. Стою под осиной, наморщив лоб, и Ромашка уже что-то жует, зеленая слюна сочится из черных уголков бархатистых губ, разделенных кольцами удил. Телепатировать — значит, сознательно делиться мыслями с кем-нибудь другим. Делюсь последним. Из леса тянет прохладой, сидящая на ветке иволга удив¬ленно покачивает хвостом в ответ на мои умственные потуги.
Либо занятие оказалось мне не по зубам, либо оша¬рашенные Стражи Границы попадали на месте, сражен¬ные моей мощной думой. Мои старания увенчались успе¬хом минут через сорок, и за это время я успела передумать больше, чем за предыдущие восемнадцать лет.
А вот и результат. Ага, подействовало. Или он про¬ходил мимо случайно?
Я впервые увидела вампира. Возможно, если бы он возник из ниоткуда, был бледен, как смерть, и недву¬смысленно скалил окровавленные зубы, я бы его испу¬галась, как, собственно, и планировала. Мои знания в области вампироведения базировались на человеческих легендах и преданиях, отличавшихся редкостным пес¬симизмом. К тому же все гравюры, картины, гобелены, наскальная живопись изображают вампиров исключи¬тельно ночью и в темноте. Крылья, зубы, когти — все это кажется таким страшным и огромным только потому, что толком ничего нельзя разглядеть.
Дневной свет развеял ореол ужаса в пух и прах. При солнечном свете, на фоне бескрайних полей и высоких деревьев вампир показался мне возмутительно мелким и безобидным. Правда, я еще не спешилась. А при¬шлось — мне галантно предложили руку, воспользова¬ться которой, впрочем, я не рискнула.
Вампир улыбнулся, показав длинные клыки. Любой улыбнулся бы, увидев, как я сползла-съехала по крутому Ромашкиному боку. Перекинув поводья через голову лошади, я выжидающе уставилась на вампира. Страж Границы оказался выше меня на полголовы, широк в плечах и весьма недурен собой. Длинные темные волосы обрамляли узкое загорелое лицо, сложенные за спиной крылья придавали вампиру некоторое сходство с Мо-роем, демоном — посланником смерти, десятиаршинная статуя которого украшала актовый зал Высшей Школы. Черные, пронзительные, чуть раскосые глаза вампира изучили мою малопривлекательную внешность, но так и не сумели разгадать, что за ней сокрыто.
- Кто вы и что вам нужно в Догеве? — внушительно, гортанно и в меру грозно произнес вампир.
- Я? — Я так сосредоточенно телепатировала, что забыла заранее подготовленный ответ.
- Ну не я же! — соблаговолил пошутить вампир. Меня словно леший за язык дернул.
- О, я всего-навсего юная, прекрасная и невинная девица, одиноко и печально блуждающая в темном лесу в ожидании своей ужасной участи,— выпалила я, учи¬тывая приписываемые вампирам вкусы и честно стара¬ясь не расхохотаться Стражу в лицо. Стоит ли упоминать, что трафарет ответа не имел ничего общего с моим эк¬спромтом.
Вампир оторопел и больше чем я сама походил на обиженную судьбой девицу.
— Что? — удивленно переспросил он.
Я послушно повторила.
По лицу Стража скользнула тень понимания.
- Вы Вольха Редкая, адептка старминской Школы Чародеев,— медленно и серьезно сказал он.— Верно? Пришел мой черед изумляться:
— Откуда вы...
— Идите за мной.— Вампир повернулся и исчез в осиновом подросте опушки.
— А лошадь?
— Ведите в поводу,— послышался спокойный от¬вет.— До дороги всего десять шагов, а в обход не меньше полумили.
Ромашку перспектива лезть в кусты, мягко сказать, не обрадовала. Я повисла на узде. Эффекта никакого. Лошадь заплясала на месте, изредка привставая на дыбы и пытаясь развернуться. Высокий частый осинник, с ее точки зрения, был совершенно неподходящим местом для прогулок уважающих себя лошадей. Я уже подумы¬вала о создании миража дороги, но во время борьбы мы изрядно помяли гибкие ветви, и лошадь увидела в глубине леса дорогу настоящую. Для приличия пофыр¬кав, Ромашка успокоилась, и я решительно потянула ее за собой. Мысль, подходят ли догевские кущи для людей, мне раньше в голову не приходила. Волевым усилием я отогнала ее и теперь. Ну, вампиры и вампиры. Не упыри же. Чай, разумная раса. Договоримся.
Вампир терпеливо ждал, прислонившись к стволу осины, как наглядная иллюстрация к фолианту «Чело¬веческие суеверия и их причины». Ромашка реагировала на него соответственно, то есть никак, хотя ей бы по¬лагалось храпеть, бить копытом и косить налитым кро¬вью глазом. Впрочем, лошадь у меня на редкость флег¬матичная.
Убедившись, что вся компания в сборе, вампир с явным сожалением оторвался от полюбившегося ему дерева и повел нас в глубь леса. Теперь я глядела ему в спину: крылья, выпущенные сквозь прорези в одежде, напоминали черный плащ, одетый вместе с вешалкой — именно с ней у меня ассоциировались тонкие кости, не дававшие кожистым крыльям летучей мыши спадать.
Мрачноватый, но величественный лес, застланный ковром елового опада, ничем не отличался от десятков и сотен других лесов, сквозь которые я проезжала, про-.ходила и даже проползала на четвереньках в поисках ягод. В кронах елей тоненько тивкали корольки, по кра¬ям едва заметной тропки пышно курчавилась нежно-салатовая кислица.
Вампир молчал. Я думала. На этот раз — исключи¬тельно для себя.
Еще неделю назад я и вообразить не могла, что ког¬да-нибудь окажусь в Догеве, да еще по делу. До окон¬чания Школы оставался полуторагодовой запас неизг¬рызенного гранита науки, хотя по некоторым предметам я значительно опережаю не только адептов-погодков, но и наставников. Даже Учитель, что там греха таить, не всегда может разобраться в наведенных мною абст¬ракциях. Учитель преподает практическую магию со вто¬рого курса. Он требователен, сварлив и капризен, как старая дева. Угодить ему чрезвычайно сложно. А я к тому же ненавижу угождать. Одно время я всерьез по¬думывала — а не бросить ли мне всю эту муру и пере¬вестись на факультет Ворожей или Травников? Но при¬выкла, втянулась, растеряла половину ершистости и ста-, ла обращать на Учителя не больше внимания, чем на ежевичную плеть, которая колется и цепляется за одеж¬ду, но тем не менее приносит определенную пользу. «Практическая магия не для девушек»,— говаривали адепты мужского пола, завидуя моим способностям. Они оказались правы. Я единственная девушка на всем по¬токе. Остальные пять или шесть отсеялись после первого семестра. Конечно, девушке больше пристало возиться с больными, принимать роды или заговаривать раны — короче, исцелять либо прятать ошибки под землей. Ма¬гистра практической магии ждали урочища с упырями, сварливые драконы, застенчивые василиски и улучше¬ние благоприятной обстановки в целом. Наверное, во мне слишком мало сострадания, чтобы возиться с бо льными. Упыри же в моем сострадании вроде бы не нуждаются.
Восемь лет назад, когда я робко тронула колотушкой бронзовую бляху на воротах Школы, никто не верил, что из меня получится даже Травница. Я была диковатым десятилетним подростком с оптимальным количеством прыщей вперемешку с веснушками. И уймой талантов, запрятанных так глубоко, что на собеседовании их не выявили. Да особенно и не пытались. Школа предпо¬читала брать на обучение городских ребят из обеспе¬ченных семей, более-менее образованных, воспитанных и готовых в случае чего поддержать Школу материально. На собеседовании мне долго пытались втолковать, чем левая рука отличается от правой, которую я должна была положить на лист бумаги и представить, как он обуг¬ливается под фалангами пальцев. Что такое «фаланги», я тоже не знала. В общем, Школа стояла и намеревалась стоять дальше без моего участия.
Помнится, я сидела на земле у ворот и наполовину глотала, наполовину размазывала по лицу крупные злые слезы, помимо воли катившиеся из глаз. На мое счастье (или несчастье?), Учитель не числился в составе при¬емной комиссии, он как раз возвращался из долгосроч¬ной дипломатической командировки, и на его пути си¬дела я.
— Разве магичке пристало плакать? — сурово вопро¬сил он, нависая надо мною бородатой скалой с посохом.
Я шумно вытерла нос.
— А я не магичка! И могу плакать, где захочу!
- Ишь ты! — удивился Учитель, присаживаясь на краешек каменной кадки с цветами.— А ты знаешь, что, когда маленькие девочки так горько плачут, портится погода? Ой, смотри, накличешь дождь на мою седую голову.
— Не накличу.
— Это еще почему?
— Потому что вы — колдун и над вами не каплет.
Учитель то ли засмеялся, то ли закашлялся в бороду.
— Поэтому ты и захотела стать магичкой, да? И кем
же? Травницей или Пифией?
— Нет! Настоящей магичкой! Чтобы жуть как волшбствовать и чтобы все меня боялись!
- Некроманткой, что ли? — усмехнулся Учитель.
- Не кроме... чего?
— Ну злой ведьмой,— объяснил маг.
— А добрых ведьм не бывает? — подумав, спросила я.
— Почему, бывают. Их называют магами-практиками или магами-воинами.
— Во-во. Это мне подходит.
- А упырей не боишься?
— Не-а. Я только тараканов боюсь. И крыс немнож¬ко,— со вздохом созналась я.
— Ну вот. А маг ничего не должен бояться.
— И вы совсем-совсем ничего не боитесь?
Учитель призадумался, поскреб макушку.
— Видишь ли, кое-кого маг все-таки должен бояться. Себя самого. Магия — это не балаганные фокусы с шариками да картами, она может быть темной и светлой, доброй и злой, разрушительной и созидающей, и какой она станет в твоих руках — зависит только от тебя, а это огромная ответственность. Смотри,— сказал маг, по¬ворачивая руку ладонью вверх, и над ней материализовался сгусток синего пламени.— Красивый шарик, правда? И такой безобидный с виду. Посмотри, как спокойно он лежит в моих ладонях. Как ты думаешь, останется ли он столь же покладистым в чужих руках?
Я не любила отвечать на провокационные вопросы и без колебаний ухватилась за шарик обеими руками.
— Уй, да он совсем холодный! — восторженно заво¬пила я, забыв про слезы.— И шевелится!
Учитель ответил не сразу. С трудом подтянув отвис¬шую челюсть, он слабым голосом попросил меня «вы¬кинуть бяку» куда подальше. Я удивилась, но послуша¬лась. Блеснуло и грохотнуло, а когда дым рассеялся, мы увидели крышу дальнего амбара. Еще некоторое вре- мя она висела в воздухе, потом шумно рухнула на пе¬пелище.
— Это еще что такое?! Опять ваши дурацкие экспе¬рименты, Ксандр? — прогремело за спиной. Обернувшись, я увидела низенького, упитанного и лупоглазого мага неопределенного возраста, с крючковатым носом и щеткой рыжих усов.
- А, Питрим,— небрежно сказал Учитель, не оборачиваясь.— Как же это ты просмотрел такую жемчужину? Потрясающий дар управления энергией, телекинетиче¬ские способности — прирожденный Практик. Я беру ее в свою группу.
Питрим — директор и завуч в одном лице. Преподает некромантию, но лишь постольку-поскольку, степень Магистра у него по магии стихий. Имя у Питрима длин¬ное, заковыристое, как свернувшаяся клубком гадюка. Он назвал его на вступительном занятии, но так быстро и неразборчиво, что никто даже записать не успел. Адеп¬ты почтительно величали его «досточтимым Магистром Питримом». Наставники обходились без «досточтимо¬го». А Учитель — и без «Магистра».
За глаза Питрима честили «некрохрычом». Причем и адепты, и наставники.
Питрим смерил меня презрительным взглядом.
— Мест нет,— буркнул он.— У нас и так семь лишних абитуриентов, а все благодаря вам. Подбираете их с улицы, как бездомных котят, а потом заваривается дурацкая канитель с отчислением, порождающая недоучек, опас¬ных для общества.
На секунду воздух между магами сгустился и потем¬нел. Всего лишь на секунду.
- Пойдем, девочка,— сказал Учитель, не опуская глаз.— Ты принята. С этой минуты ты — адептка Школы Чародеев, Пифий и Травниц.
По Школе давно ходили слухи, что в Догеве творится что-то неладное, но что именно — не знал никто. Все только догадывались, и с таким глубокомысленным видом, словно дипломы со званиями Пифий 1-й степени уже лежали у них в карманах. Все переговоры с Догевой вел Учитель. Магистр Питрим в это не вмешивался, но развил бурную деятельность «по контролю над ситуа¬цией», то есть проводил по два-три совещания в день, после которых доведенный до белого каления Учитель начинал лекцию по практической магии штурмовым опросом, безжалостно пуская на дно юные челны разума, лишенные балласта знаний. Воздух бурлил от магии. Послания из Догевы передавались телепатически, по цепочке осевших в городах магов. Да и то правда — где найдешь гонца, который согласится стать посыльным у вампиров? В радиусе десяти миль от Догевы нет ни одного человеческого поселения. Боятся. Еще бы. Вам¬пиры! Кровопийцы! Страх и ужасть! Запирайте двери, кушайте чеснок.
На лекционных курсах «Разумные расы» вампиров проходили между эльфами и гномами, в разделе «Со¬юзники». «Расы», к сожалению, преподавал Питрим, преподавал нудно, заковыристо и со своей точки зрения. Эльфов он недолюбливал, гномов опасался, о троллях сказал два непечатных слова, а вампиров ославил так, что впору точить колья и идти на них войной. Из-за этой его предвзятости мы ничего толком не знали о вампирах, а на экзамене достаточно было ляпнуть на их счет какую-нибудь непристбйность, и пятерка обес¬печена. Подавляющее большинство магистров и адептов придерживались Питримовой точки зрения. Если у ле¬ших, русалок и даже гоблинов еще находились защит¬ники, то вампиров никто хвалить не решался.
А ситуация все накалялась. Наставники ходили как пришибленные, занятия срывались. Адепты пользо¬вались неразберихой и творили что хотели. На лекции по травоведению в чан с зельем таинственным образом попала дохлая мышь, ожить не ожила, но от запаха эликсира две адептки упали в обморок, а у остальных так разболелась голова, что занятия отменили «до пол¬ного выветривания чужеродного элемента». В темных
коридорах подвального этажа завелся скелет, он гремел костями и бил реторты с ценными ингредиентами, как то: кровь дракона концентрированная, желчь девст¬венниц (огромный дефицит, обусловленный еще боль¬шим дефицитом поставщиц), ртуть гремучая и царская водка. На поиски и ликвидацию скелета пришлось вы¬делить специальную комиссию с аспирантом Алмитом во главе, в результате чего были добиты недобитые ре¬торты, а скелет оказался наглядным пособием из каби¬нета анатомии, в пустую черепушку которого чья-то ша¬ловливая рука вселила дух алхимика-самоубийцы.
Но это все к делу не относится. Настоящие страсти разыгрались, когда исчез один из преподавателей. Перед выходными по поводу Праздника Воды он, как всегда, задал нам кучу заклинаний и упражнений на отработку пассов, непререкаемым тоном зачитал отметки по кон¬трольной, попрощался и больше мы его не видели. Ва-жек, адепт, подсмотрел, как он оседлал каурого коня в тени амбара, приторочил к седлу походную сумку и га¬лопом отправился по дороге на Богор. И не вернулся. Богор лежал на одной линии с Догевой. Школу захлестнула новая волна слухов, еще более туманных и неопределен¬ных. Цены на чеснок взлетели до небес. А еще подорожали мечи и кольчуги. Стармин наводнили странные типы, угрюмые и обросшие сальными патлами. Они оккупи¬ровали постоялые дворы и кабаки, сбиваясь в банды, напоминавшие крысиные стаи.
— Наемников нам только не хватало,— ворчал Алмит, Магистр 4-й степени, который временно замещал Питрима, вел практические занятия по «Разумным расам» и в данный момент пытался распределить между нами темы курсовых работ.— Налетели, как воронье на па¬даль. Как бы самим падалью не стать. Мало им одной войны, стервецам.
Алмит имел в виду войну с вампирами, завершившу¬юся семьдесят лет назад подписанием мирного договора.
— Договор еще в силе,— заметил Важек.
— Вот потому мы сейчас и имеем неудовольствие лицезреть наемных убийц под самыми окнами Школы. Официально король не может выступить против вам¬пиров, так как договор подписали все разумные расы, в том числе самые многочисленные, то бишь эльфы, тролли и гномы,— последние, между прочим, прибрали к рукам всю металлургию и оружейную промышлен¬ность, так что ссориться с ними не следует. Они не¬медленно сплотятся против агрессора и основательно надерут ему... кх-м... в общем, дадут достойный отпор. А наемники — совсем другое дело. Они как бы вне за¬кона, свободные охотники. Как говорится, за всеми под¬
данными не уследишь. Официально король объявит им анафему, а неофициально... как вы думаете, на какие доходы вон тот, лохматый, с бородой, кокетничает с... хм... девицей вольного поведения?
. Алмит отошел от окна, подавая пример адептам, прильнувшим к стеклам в надежде разглядеть упомя¬нутую девицу.
— Итак, мы остановились на тебе, Вольха. Осталось пять тем: «Быт и нравы гномов», «Метафизические воз¬ зрения привидений», «Сравнительный анализ психоло¬гии домовых и конюших», «Роль русалок в экологии пресных водоемов» и... Ах нет, Питрим ее опять вы¬
черкнул. Значит, всего четыре темы. Что ты кривишься?
Как обычно, мне досталась полнейшая ерунда. При¬видения — зануды и моралисты, через пять минут об¬щения с ними начинает клонить в сон. Бултыхаться в пруду с русалками тоже чревато — пиявки, насморк и комары идут в комплекте с экологией. Гномы — скрыт¬ные и подозрительные существа, у них материал для курсовой работы зубами не вырвешь. А психологию до¬мовых и конюших можно выразить в двух словах: «мел¬кое пакостничество».
- Ну, ты пока подумай, а я объясню что к чему. Курсовая должна быть выполнена к первому вересклета, то есть ровно через три месяца. Она должна включать обзор литературы за последние два века — желательно
той расы, которую вы выбрали для изучения. Но не ограничивайтесь одними книгами! Знаю я вас — зася¬дете в библиотеке на сутки, перепишете пару фолиантов попыльнее, и думаете, что легко отделались. Нет, до¬рогие мои, без прямого контакта с инородцами ничего не выйдет. На устном опросе я вас живо расколю. Да, специально обращаюсь к тем, кто выбрал троллей: не цитируйте их, бога ради. Перескажите своими словами. Ну как, Вольха, решилась?
-Нет.
В кабинет заглянул лаборант с кафедры Травоведе-ния, кивнул Алмиту, откашлялся и официальным тоном пригласил меня к директору в кабинет.
Пожалуй, стоит описать его поподробней. Адепты — народ любопытный, им только укажи на запретный плод, отвернись на минутку, и от плода останется сиротливый огрызок. Что там греха таить, я тоже крутилась у каби¬нета, как лиса вокруг курятника. Он был опечатан магией так же герметично, как куриное яйцо — скорлупой. Что только не вытворяли адепты! Долбили скорлупу отмыч¬ками, заклинаниями, левитировали под окнами, посы¬лали на разведку дрессированных тараканов, да все без толку. О кабинете слагались легенды. Дескать, там и легендарное Зеркало Откровений, и портал в беско¬нечность, и свиток с заклинанием конца света, и про¬рочествующий череп с философским камнем в зубах, в общем, все чудеса и загадки прошлого, будущего и на¬стоящего.
И вот я в святая святых Питрима. И что? И я разо¬чарована до глубины души.
Игра не стоила свеч. Обстановку кабинета составляли диванчик, два кресла, стол и стул, да еще немного офи¬циальной роскоши в виде двух картин и пышного ковра.
На стуле сидел Учитель, усталый и как будто даже постаревший. В руках он держал запечатанный (быв¬ший!) свиток.
— Садись.
— Спасибо, я постою.
Будь Учитель один, я бы села. Но за его спиной злобно посверкивал глазами Магистр Питрим, сесть при котором означало подписать себе смертный приговор. Вот уж кто не скрывал своего презрения к адептам, тем более не поощрял панибратства между ними и настав¬никами.
— Ты отправляешься в Догеву,— без обиняков сообщил Питрим, выдвигаясь на передний план.
— Куда? — вырвалось у меня.
- В Догеву,— терпеливо повторил Учитель, упреждая гневную вспышку коллеги.
- Когда?
- Сейчас. Из этого кабинета ты прямиком выйдешь
во двор, возьмешь на конюшне числящуюся за тобой кобылу, получишь паек и деньги у кладовщика и, ни с кем не разговаривая, покинешь Школу.
- А моя куртка? — глупо спросила я. Куртка лежала
в моей комнате на кровати, я как раз собиралась пришить оторванный карман.
Учитель щелкнул пальцами, и на меня свалилась кур¬тка, теплая и зашитая. Столь виртуозная телепортация сразила меня наповал. Прижав куртку к груди, я молча ожидала дальнейших указаний.
— Передашь этот свиток Повелителю Догевы, Арр'акктуру тор Орд... тьфу, когда-нибудь точно язык сломаю. Лично. Никому его не показывай. Не доставай. Даже не говори о нем остальным вампирам.
У меня предательски задрожали руки. Свиток, поку¬выркавшись в воздухе, упал на пол и закатился под шкаф. Я торопливо шлепнулась на колени. Как на грех, уборщицы обходили директорский шкаф стороной, и треклятый свиток добротно обмотался клочьями вековой пыли. Я поспешно дунула на него, но вышло еще хуже — вся пыль бросилась мне в нос и глаза, оглушительный чих смешался со звоном упавшей сверху вазы. Кое-как запихав грязный свиток за пазуху, я поднялась с колен и тут же об этом пожалела — оба Магистра смотрели на меня пронзительнее василисков. Левый василиск ис-
точал смертный холод, правый — еще более обидную укоризну. Виновато 'покосившись на рассыпанные у шкафа осколки, я изобразила искреннее раскаяние и сосредоточенное внимание, то есть скорчила на редкость идиотскую гримасу. Учитель, вздохнув, удовольствовал¬ся чем есть и начал подробно рассказывать о дороге на Догеву, об энергетических точках, о самых распростра¬ненных тварях этого района, но я слушала вполуха. Все это не имело значения. Не указания, так язык до Догевы доведет. А что там, в Догеве?
— Ты меня не слушаешь,—ворчливо упрекнул Учи¬тель.
- Простите. Продолжайте.
— Ты удивлена, не так ли?
У меня вырвался нервный смешок:
— Мягко сказано.
Учитель покосился на коллегу:
- Магистр, прошу вас.
Учитель во всеуслышание назвал Питрима Магист¬ром? Это что-то новенькое. Неужели вреднющий колдун в чем-то одержал верх?
— Уже месяц, как мы получили первое сообщение из Догевы,— начал Магистр, отворачиваясь от меня и глядя в окно. Пальцы Магистра, белые, холеные, унизанные перстнями, соприкасались кончиками за спиной. Я подумала и села. Не любит он меня. С того самого
дня, как схлестнулся из-за меня с Учителем. Впрочем, Питрим недолюбливал всех адепток, а в особенности практиков. Ходили слухи, будто какая-то колдунья одо¬лела его в честном поединке, выставив на посмешище.— Вернее, не Догевы, а Камнедержца, города на реке Выпь. Это ближайший сосед Догевы. Градоправитель просил прислать мага. Но один из закончивших обучение адептов был распределен в Камнедержец год назад, и город не мог на него нахвалиться. Все правильно, ответил нам градоправитель, но две недели назад маг исчез, и на коров напала короста, так что маг им нужен позарез. Я навел справки, и выяснилось, что маг отправился в
Догеву якобы по делам. И не он один. За последний месяц Догева как бездонная бочка проглотила четырех опытных, мощных и закаленных в боях магов.
— В том числе наставника по теоретической магии?
— У него было поручение вступить в контакт с жи¬телями Догевы и выяснить, что же там в конце концовпроисходит.
-А нельзя спросить прямо у этого... Арр'акктура Батьковича?
Магистр так резко обернулся, что я поспешила вско¬чить и вытянуться в струнку.
- Мы спрашивали,— предотвратил взрыв Учитель.—
Но получили очень туманный ответ.
— Какой?
— Он утверждает, что во всем виновата нечисть.
— Какая конкретно?
— В том-то и дело,— Учитель пожал плечами,— что вся. Вся, которая существует. Упыри, оборотни, васи¬лиски, кикиморы, моровые призраки.
В общем, перечислил энциклопедию «Нежить» от корки до корки.
- Это в Догеве-то,— добавил Питрим.— Там отродясь ничего крупнее леших не водилось. Нежить обходит Догеву стороной, как чумную. Даже ей эти гады не по
нраву.— Слово «гады» он произнес с непередаваемым омерзением, даже щека дернулась от ненависти, а ко¬стяшки скрюченных пальцев побелели, имитируя акт удушения.
Учитель относился к вампирам куда спокойнее:
— Все правильно. Обычные проблемы Догевы —.бо¬лезни скота, случайные травмы, неурожай. Кстати, Пит¬рим, вы забыли упомянуть — Повелитель Догевы офи¬циально объявил о гибели девяти подданных.
— Не верю ни единому его слову! — вставил Питрим.— Этот поганый вампир юлит, как змея под рога¬тиной!
- Итого вместе с людьми — тринадцать человек за один месяц,— невозмутимо продолжал Учитель.
— А те... подданные, они тоже были магами? — поинтересовалась я.
- У вампиров нет магов. Только Травники. Неизве¬стно даже, рождаются ли у них дети с магическими способностями. Собственно говоря, мы не знаем о вам¬пирах практически ничего. Среди тем курсовых работ, предлагаемых адептам, есть и такая: «Социальный уклад, быт и нравы вампирьей общины», но за сто пятьдесят лет существования Школы никто не осмелился ее раз¬рабатывать, поэтому обычно мы ее вычеркиваем.
— Что ж, заодно поработаю над темой,— попробовала
пошутить я.
- Ты не на практику едешь! — непонятно с чего взъя¬рился Магистр, наступая на меня с такой яростью, что я свалилась в кресло, а он навис надо мной, брызгая слюною.— Ты едешь с заданием! С серьезным заданием! Никаких задержек! Никаких глупостей! Приехала, пе¬реговорила с Повелителем, и назад! Если сможешь. Дев¬чонка, ты еще слишком молода и глупа, чтобы трезво оценить происходящее. Вампиры, которые столько лет жили с нами бок о бок, обнаглели от своей безнака¬занности и убивают людей в открытую!
— Питрим, это не доказано,— тихо вмешался Учи¬тель. В голосе старого мага сквозила неуверенность, чтомне очень не понравилось.
— Это будет доказано, когда она вернется... или невернется. Тогда, по крайней мере, мы будем знать своего врага в лицо. И знать, что он враг. До сих пор кодекс магов не позволял нам причинять зло вампирам и пред¬ писывал защищать их от фанатиков-людей. Мы не при¬давали значения байкам тупых селян, хотя они толпами осаждают посты, умоляя защитить их от коварных кро¬вососов. Но теперь все изменится. Вампиры будут иск¬лючены из списка союзников и приравнены к прочей нечисти! Все! Разговор окончен. Вопросы есть?
- Почему выбрали меня? Я ведь еще адептка!
— Рекомендация твоего Учителя,— прорычал Питрим, снова являя мне упитанный задок.— Отправляйся немедленно!
Адепты ждали меня под защищенной от прослушива¬ния дверью. Я с легкостью блокировала телепатические жучки, и коллегам пришлось удовлетворять свое любо¬пытство методом вопросов (их было много) и ответов (тут я их разочаровала).
- Ну как?
— Что они хотели?
— Не томи душу! О чем вы говорили?!
Я напустила на себя скорбный и загадочный вид. Воцарилась благоговейная тишина, как перед выносом тела. Когда она дошла до звона в ушах, я со вздохом призналась:
— Мне предложили сменить Питрима на посту директора, но, увы, я была вынуждена отказаться — суета сего грешного мира не для меня, в связи с чем я исп¬росила разрешения удалиться в глухой скит, где проведу остаток дней в молитвах и покаянии. Прощайте все,
вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся....
Лица будущих коллег вытянулись, как онучи после стирки. Посмеиваясь, я вприпрыжку сбежала по лест¬нице, на ходу надевая и застегивая куртку.
Лошадка ни о чем меня не спрашивала. За два кусочка сахара она позволила обрядить себя в седло и, после долгих уговоров, взнуздать. На дорогу мне выдали сумку с одеждой, ковригу хлеба, баклажку с водой (дырявую, то есть, можно сказать, практически без воды), мешочек с перловой крупой и, непонятно почему, меч, тупой и шатающийся в рукояти.
Дорога легко ложилась под копыта лошадки и очень тяжело — под мой изнеженный зад. Школа осталась позади, никто меня не провожал — адептов созвали на очередную лекцию. Ромашка вступила в светлую бере¬зовую рощицу, и деревья сомкнулись за моей спиной, отрезав путь к отступлению. Впереди, на обочине, неподвижно стоял человек в синем просторном одеянии, отороченном золотой тесьмой. На груди, чуть покачи¬ваясь на серебряной цепочке, тускло светился крупный изумруд. Я натянула поводья. Учитель подошел, коснулся ру¬кой моего колена. Сухое тепло пробилось сквозь тонкую штанину.
- Я отвечу на твой последний вопрос, Вольха. Ви¬дишь ли, существуют проблемы, для разрешения кото¬рых малопригодна грубая сила. Никто не спорит, у меня было бы гораздо спокойнее на душе, если бы ты была отменной воительницей и профессиональной магичкой.
Но в нашем случае это не имеет никакого значения, да и погибшим мало помогли знания и опыт. Ведь самый страшный и коварный монстр всех времен и народов - это... слухи. С ним-то тебе и суждено сразиться. Я по¬сылаю тебя как самую непредвзятую адептку. Ты никогда
не слушаешь старших, не веришь сплетням и наговорам; чтобы тебя убедить, нужно подсунуть правду тебе под нос, дать ее пощупать и понюхать, а уж потом ты никому не позволишь сбить себя с толку. Ты не мягкая глина, тебя не вылепишь по своему образу и подобию, и не податливый
воск, на котором пропечатываются чужие слова и мысли. У тебя всегда есть свое мнение. Оно мне и нужно. Я хочу знать правду. Правду о том, что происходит в Догеве. Я хочу услышать ее от тебя.
- Я постараюсь, Учитель.
— Не перестарайся. И запомни — если ты не верне¬шься, начнется война. Размечтался. Я вернусь.
Поделиться42008-09-29 10:01:00
Глава 2
Я недолго наслаждалась прохладной тишиной елового бора. Деревья поредели, тропинка обозначилась четче и влилась в широкую дорогу, опоясывающую дно пиалы. В поле за дорогой пасся стреноженный сивый жеребец.
Вампир тихонько, мелодично свистнул, и жеребец по¬скакал в нашу сторону, грузно подбрасывая спутанные передние ноги. Ромашка насторожила уши. Вампир по¬трепал жеребца по загривку, снял путы и легко вскочил в седло. Я приподнялась на стременах. Догева почти сли¬валась с горизонтом, до нее оставалось минут двадцать легкого галопа. Вокруг же —поле, раздольное, черно¬земное, на отдельных участках трава выше пояса, попа¬даются и тщательно выкошенные полосы, и следы потравы скотом. Вдалеке двигалась, извиваясь, черно-бело-рыжая лента — коровы, идущие с водопоя.
Вампир не оставил мне времени на шпионаж. Тряхнув поводьями, он послал коня в галоп. Мне пришлось по¬следовать его примеру, хотя хуже Ромашкиного галопа только гонки на телегах с квадратными колесами.
Проскакав около четверти версты по дороге, коль¬цующей долину, мы резко свернули вправо. Теперь город лежал прямо перед нами, казалось — рукой подать, но расстояние оказалось обманчивым — прошло не мень¬ше получаса, Ромашка потемнела от пота и пожелтела от пыли, а Догева приблизилась на самую малость. Вдоль дороги потянулись домики. Они располагались на до¬вольно большом расстоянии друг от друга, не то что в человеческих городах, где между иными лачугами едва протиснешься боком. За домиками — все те же поля, аккуратные сараюшки, сады — яблоневые и вишневые, маленькие разноцветные клочки огородов. И никаких заборов. Нет даже выраженной границы между сосед¬ними участками. О многом хотелось расспросить, но мой провожатый за всю дорогу ни разу не оглянулся. Тем не менее, когда Ромашка сбивалась с шага и от¬ставала, он тоже придерживал жеребца. Изредка мель¬кали в полях занятые прополкой жители да угрюмо уби¬рались с дороги крупные поджарые псы серовато-пе¬сочного окраса. Ни один не гавкнул, не погнался за лошадью, однако та заметно нервничала и подозрите¬льно косилась на клыкастых зверюг, спокойно пережи¬давших на обочине.
Пыль сменилась булыжником, и Ромашка, оживив¬шись, бодро зацокала подковами по каменной мостовой. Мы въехали в город.
Здесь дома стояли чуть почаще, но все равно не как у людей. Да и дома какие-то маленькие, словно только для ночлега, срублены из некрашеных бревен и покрыты черепицей. Не похоже на город ни капельки. Все чис¬тенько, пахнет цветами и хвоей. По бокам мостовой — трава. Вокруг —нетронутый лес, расчищены только просеки для дорог и строений. В кронах деревьев, а то и прямо на крышах самозабвенно распевают непутаные птицы. Под ногами не путаются ни куры, ни свиньи, только тоскливо провожают путника взглядом все те же странные псы без ошейников.
Встречные жители кидали на меня любопытные взгляды. Званая гостья отвечала им тем же.
Мостовая подкатилась к круглому фонтану, обтекла его, скрестилась с поперечной, тоже вымощенной до¬рогой и устремилась дальше. У фонтана сивый жеребец остановился и, опустив длинную усатую морду за ка¬менный бортик, припал к воде. Я поравнялась с ним и ослабила поводья. Ромашка тяжело, благодарно вздох¬нула, и я услышала, как в ее подрагивающих боках бу¬лькает глотаемая вода.
— Эй, хватит с тебя! Остынь сначала! — Я резко на¬тянула поводья.
Ромашка возмущенно расфыркалась.
— Не волнуйся, она не обопьется, хоть и долго бе¬
жала. Эта вода никому не может навредить.— Вампир
спешился, передал поводья подбежавшему мальчугану.
Соскочив на землю, я зачерпнула пригоршню воды, поднесла ко рту. Вода была свежая, чистая, с привкусом кремния. Знакомые искорки побежали от кончиков па¬льцев к селезенке. Сколько бы Учитель ни твердил, что магия должна исходить от самого сердца, лично у меня она обосновалась внизу живота, как и реакция на ее присутствие. Очевидно, глубоко под землей водяная жила пересекалась с магической, придавая воде уникальные свойства. Вот она, царица легенд, живая вода. Неудивительно, что жителям Догевы не нужен ни маг, ни знахарь. Магия бьет ключом перед самым их носом. Я закрыла глаза и сосредоточилась. Энергия распо¬лзлась по моему бренному телу, подпитывая ауру и на¬полняя резерв. Как объяснял Учитель, у человека есть две невидимые оболочки. Одна — постоянная, любое изменение в ней отражается на здоровье и настроении, чем пользуются колдуны, практикующие наведение и снятие порчи. Это и есть аура. Вторую оболочку можно сравнить с орудием, которое человек может использовать сознательно. Или не может. Обычные люди не могут. Это как шевелить ушами, врожденный дар — либо есть, либо нет. Если его правильно использовать, постоянно развивать, как делают это в школах, он останется с тобой на всю жизнь. Ну, конечно, при волшбе он растрачива¬ется, но потом снова восстанавливается — либо сам по себе, через два-три дня, либо при помощи природных источников. В аудитории геомагии висит огромная, во всю стену, схема расположения магических жил Белории и точек их выхода на поверхность — запомнить ее це¬ликом не удается даже преподавателям, чем бессовестно пользуются некоторые адепты: на экзамене с уверенным видом тыкают в карту наугад, куда-нибудь да попадут. Последний раз мне удалось восполнить резерв из жилы, проходившей под сортиром харчевни «Золотое яблоко», что в сорока верстах от Стармина. Потом в дверь за¬молотили с такой силой, что пришлось прерваться. Что поделаешь, жилы не выбирают, где проходить. Может, хозяин харчевни обнаружил, что нигде не сидится так хорошо, как над жилой, и воздвиг на полюбившемся ему месте сортир.
По правде говоря, настоящие профессионалы, архи¬маги, не нуждаются ни в каких жилах, да и резервом не ограничены. Они умеют черпать силу прямо из сти¬хий. Но далеко, ой как далеко адептке-восьмикурснице до архимага — два года учебы да еще четыре степени магистратуры. Не всякий выдержит.
Бассейн фонтана был выложен светло-серым камнем, гладким на сколах и напоминающим кремень. Никаких писающих мальчиков, поставленных на хвосты рыб и прочих мутантов, исторгающих воду из самых неподхо¬дящих мест,— только неотесанные камни и высокий ко¬нус в центре бассейна. Из расщелин выбивались сотни тонких рассыпчатых струек, от крохотных, в пядь, до не уступающих деревьям. На мостовой трепетало кру¬жево прозрачных радуг, водяная пыль искристой крош¬кой оседала на волосах.
Мой провожатый, отлучившись на минутку, привел с собой трех вампиров, которые представились как Совет Старейшин, но не показались мне чересчур старыми. Если бы не серьезные, проницательные глаза да редкие нитки седины в черных волосах, я бы дала им лет по
тридцать.
Ромашка уже напилась и, повернув морду к дружной
троице, подозрительно стригла ушами.
Вежливо поприветствовав молодых Старейшин, я по¬интересовалась-, когда я смогу получить аудиенцию у По¬велителя Догевы Арр'акктура тор Ордвиста и т.д. и т.п. Старейшины замялись. Смущенно помолчав, они при¬знались, что не знают, где он, и с утра еще его не видели. Вы представляете, что бы творилось у нас, в Стармине, если бы король не мозолил глаза ни одному из подданных больше двух с половиной минут?! Подняли бы панику, кликнули стражу, привлекли сыщиков, согнали в кучу магов и прорицателей, в лепешку бы расшиблись, а вы¬яснили, куда изволил удалиться досточтимый монарх. И установили бы за этим местом скрытое наблюдение. А здесь, извольте видеть, П. Д. А. О. Ш. и т. д. исчез в неизвестном направлении и мне об этом сообщают так же спокойно, как о нынешнем урожае свеклы.
Следующее предложение Старейшин отличалось еще большей новизной и своеобразием. Я никак не могла впи¬саться в траекторию полета их мыслей. Они сказали мне: — А вы его поищите где-нибудь. Может, найдете.
Час от часу не легче. Я не пробыла в Догеве и часа, а мне уже предлагают обшарить ее в поисках Повелителя, о котором сами догевцы имеют весьма смутное пред¬ставление!
Старейшины и провожатый стали наперебой уверять меня, что Повелитель вот-вот придет и я могу подождать его здесь, у фонтана. Я оглянулась на любопытных, по¬немногу стягивающихся к площади, внутренне содрог¬нулась и изъявила полную готовность приступить к ро¬зыскам.
Старейшины горячо пообещали содействовать мне в этом славном начинании и, откланявшись, удалились, оставив меня у фонтана наедине с проводником.
- Как он хоть выглядит? — обреченно поинтересо¬валась я.
— Увидите — узнаете.
— Молодой, старый?
- Совсем еще мальчишка. В прошлом году ему ис¬
полнилось семьдесят три года.— Он сказал это очень
серьезно, как говорят заведомую ложь маленькой де¬
вочке, и я немного обиделась. Что они скрывают? Не съест же меня этот Арр'акктур. Или съест?!
— Где я могу искупаться и вымыть лошадь? — вспом¬нила я. Ромашка, заинтересованная сторона, положила морду мне на плечо.
- Проедете немного по южному кресту и свернете
на четвертую слева тропинку.
Я замешкалась, не сразу сообразив, что крест — это скрещение мощеных дорог, каждая из которых указывает на одну из сторон света.
— А вы...
- Да? — Он обернулся. Длинные темные волосы рас¬сыпались по плечам.
- Вы не проводите меня?
- Мне нужно возвращаться. Я Страж, я не могу на¬долго покидать Границу.
- Подождите... Еще один вопрос... — Я замялась, не в силах подобрать слова.— Вы... Неужели вы не боитесь?
- Чего?
- Ну, я... вы, конечно, не можете сказать мне это в лицо... но я — чужая здесь. Вы не боитесь, что я что-нибудь натворю? Конечно, я в общем смысле, за себя-то я ручаюсь, но вы же меня совсем не знаете! Кто-нибудь другой мог бы... ну... что-нибудь испортить, в общем, совершить какой-нибудь плохой поступок? Вы не бои¬тесь этого? Ведь я остаюсь совсем одна!
— Мне показалось, вам нравится одиночество,— спо¬койно ответил Страж.— Я подумал, что самостоятельная
экскурсия по городу доставит вам больше удовольствия, чем постоянный конвой за спиной. Впрочем, если вы чувствуете себя одиноко или неуютно, я могу подыскать вам провожатого.
— Нет-нет, вы правы,— торопливо согласилась я.— Я никогда не скучаю в своем обществе. Но все-таки...
Вы не боитесь отпускать меня одну?
— Вы в Догеве,— серьезно сказал он, вскакивая в седло.— Здесь вы никогда не будете одна.
Поделиться52008-09-29 10:01:49
Глава 3
Уже восемь минут я сомневалась в своих матема¬тических способностях. Вроде бы он сказал — четвертая тропа. Вроде бы на четвертую я и свернула. Или у вам¬пиров другая система счисления?
Но тут в мою щеку алчно впился рыжий речной ко¬мар. Жажда крови ни к чему хорошему не приводит. Комар поплатился за свое злодеяние, я смахнула его бренные останки с ладони и подбодрила Ромашку каб¬луками. Деревья раздвинулись, тропа круто оборвалась, и мы с лошадкой выбрались на небольшую прогалинку возле уютного лесного озерца, маленького, но чистого до черноты. Родичи невинно убиенного комара наки¬нулись на меня со страстной жаждой мщения и крови. Я поаплодировала им и спешилась.
Озеро было занято. Серые штаны конкурента воль¬готно раскинулись на ольховом кусте. Рядом валялась потрепанная кожаная куртка, расшнурованные сапоги и странного покроя рубашка с двумя узкими прорезями на спине.
Приглядевшись, я заметила его встрепанную — не успел, видимо, окунуться,— голову, затылком ко мне, медленно Движущуюся по направлению к кувшинкам. Плеск далеко разносился по воде, подернутой белесой вечерней дымкой. Длинные волосы набрякли на концах, отяжелели и липли к шее, когда пловец приподнимался над водой в мощном гребке. Заходящее солнце вызо¬лотило макушку незнакомца. Ни у кого в Догеве я пока не видела светлых волос — да еще такого необычного, бледно-золотистого, льняного оттенка.
Тут пловец нырнул, после чего разом потемневшие пряди облепили его голову, как щупальца лежащего на затылке осьминога. Не могу же я ждать, пока он на¬плещется и уйдет баиньки! От Ромашки остро разило потом, от меня, надо полагать, тоже. В конце концов, совместное купание в одном озере еще ни к чему не обязывает. Закинув повод на сучок березы, я попыталась расседлать нетерпеливо приплясывающую кобылу дро¬жащими от усталости пальцами. Потник прилип к ее горячей натруженной спине, а седло оказалось до того тяжелым, что вырвалось у меня из рук и упало в траву. Махнув на него рукой, я повела лошадь к воде, по дороге достаточно неаккуратно расставаясь с предметами туа¬лета. Последней слетела полупрозрачная шелковая ру¬башка, вся в разводах пота. Я осталась в том кружевном ансамбле, который со скидкой на его миниатюрность можно было назвать раздельным купальником.
Тут только я заметила, что беловолосый тип, осме¬лившийся замутить мое озеро, стоит у берега по пояс в воде и, с возрастающим удовольствием подавшись впе¬ред для лучшей видимости, наблюдает за бесплатным стриптизом.
- А сейчас будет самое пикантное,— мрачно сооб¬щила я, выпуская повод. Моя заморенная лошадка об¬рела небывалую прыть. Она с разбегу врезалась в воду широкой грудью, пенистая волна сбила шарахнувшегося типа с ног и накрыла с головой.
Пользуясь его замешательством, я последовала за ко¬былой. Ромашка, зайдя по шею, блаженно замерла, рас¬плескав по поверхности белую гриву. Из-под копыт ло¬шади чернильными струйками поднимался жесткий кру¬питчатый ил из кусочков перепревших листьев и оль¬ховых шишечек. Пряди колючего роголистника оплетали ноги, как невод, закинутый стариком в расчете на золотую рыбку. Истосковавшись по ванне (если, ко¬нечно, не считать ванной помои, выплеснутые из окна мне на голову на одной из узких улочек Камнедержца), я плескалась в воде добрый час, выполаскивая из волос дорожную пыль и оттирая Ромашку пучком водорослей, отчего та слегка позеленела и приобрела приятный запах тины. Накупавшись всласть, я повела лошадь к берегу и тут только заметила, что свежевымытый тип, о котором я успела напрочь забыть, не ушел. В штанах, но с об¬наженным торсом он сидел на травке, растопырив серые крылья для вящей просушки. Угольно-черные брови и ресницы резко контрастировали с мокрыми, но все равно слишком светлыми волосами, небрежно отброшенными за плечи. Симпатичный парень, худощавый, но ладный, чувствуется сила. На груди, на тонком шнурке, висел амулет в виде когтя из коричневого, брызжущего золо¬тыми искрами камня.
— Привет,— с клыкастой усмешкой сказал вампир, изучая меня с ног до головы. Взгляд у него был спо¬койный, глаза чуть насмешливые, искрометные, ровного серого цвета.
— С легким паром,— буркнула я, наклоняясь и вы¬дергивая из-под нахала свой левый сапог.
— И тебе того же,— иронично ответствовал он.— Я Лён.
Подходящее имя, больше похожее на приставшее в детстве прозвище. Глядя на его подсыхающую голову, я сразу вспоминала поле вызревшего льна, тихонько и задумчиво шуршащего маслянистыми семенами в пуза¬тых коробочках.
- Береника,— невесть зачем солгала я.
- Врешь,— ни на мгновение не задумался вампир.
— Ладно, Вольха,— с досадой проворчала я,— Неу¬жели во всей Догеве не сыщется ни одного вампира, пребывающего в глубоком неведении касательно моей скромной особы?
Вампир изучал меня с неослабевающим, явно нездо¬ровым интересом.
— Боюсь, что нет. Долина не так уж велика, здешние новости разлетаются со скоростью ветра. Хочешь меня еще о чем-нибудь спросить?
— А должна?
— Нет, но я могу ответить.
Я промолчала, доставая из притороченного к седлу вьюка чистую рубашку. Он ждал, не проявляя ни ма¬лейших признаков нетерпения. Вопросы-то у меня были. Но все какие-то сложные и неоформленные. Попробуйте вытряхнуть из банки одинокий соленый огурец. Легко, правда? А если их там с десяток и каждый стремится попасть на тарелку первым? Вот так и мои вопросы. Они сцепились боками, как огурцы, и по отдельности вырваться из меня не могли.
— Темнеет. Пора возвращаться,— сказал светловоло¬сый, глянув на уткнувшееся в горизонт солнце. Комары завывали все кровожаднее, вынуждая поторапливаться. Приложив немало усилий, я со второй попытки забро¬сила на Ромашку седло (после первой мне пришлось обойти лошадь и подобрать его с земли). Не успев воз¬радоваться, я заметила потник, прикорнувший под ку¬стом. Пока я за ним ходила, Ромашка встряхнулась и незакрепленное седло шмякнулось на песочек. Поскри¬пев зубами, я водрузила его на место, предварительно накинув потник. Сил у меня почти не оставалось, и
ремни подпруги сошлись на второй дырочке. С сомне¬нием оглядев четвертую, порядком разношенную, я ре¬шила идти пешком, дабы не сползти под лошадиное брюхо вместе с седлом.
Вампир встал, вежливо оттеснил меня в сторону и одним рывком, без видимых усилий, затянул подпругу и застегнул пряжку как следует.
- Проводить тебя?
Я неопределенно пожала плечами. Какая, собст¬венно, разница — этот вампир мною поужинает или дру¬гой? Тем более что обратную дорогу я представляла себе
довольно смутно.
Итак, мы шли рядом, зеленая кобыла трусила позади, то и дело натягивая повод, чтобы выдернуть клок травы из обочины, а толковые вопросы упорно не желали при¬ходить на ум.
- Дорога дальняя? — спросил наконец Лён, сжалив¬шись надо мною.
Я покосилась на вампира, но тот беспечно помахивал заброшенной за спину курткой, не выказывая особого голода.
— Три дня пути.
— Из Стармина, верно?
— Почти. Из пригорода.
— Уезжала когда-нибудь так далеко?
— Нет, никогда. Надеюсь, причина стоящая... ты, гнусная скотина! — Кобыла, чей резкий рывок едва не вывихнул мне руку, с сожалением отказалась от одино¬кой головки красного клевера, завлекательно качаю¬щейся над низкой травой.
Ни Лён, ни Ромашка не обратили на мой праведный гнев ни малейшего внимания.
— Даже слишком. Тринадцати она уже стоила жизни.
— Все так серьезно?
— Серьезней, чем ты думаешь.— Убежденный голос вампира не позволял сомневаться в обратном. Увы, на меня он не подействовал.
— Чтобы думать, надо что-то знать. Что здесь у вас творится?
- Не знаю,— честно сознался Лён, пожимая плечами.
— Ты же говорил, что можешь ответить на мои вопросы! — возмутилась я.
— На твои — да. А этот я задаю себе.
- Ну хоть примерно,— не отставала я, забегая вперед, чтобы видеть его лицо.— В этом замешан кто-нибудь... из ваших?
- Нет,— отрезал Лён.
- В таком случае какие-нибудь предположения име¬ются?
— Я прожил в Догеве всю свою жизнь,— тихо и се¬рьезно сказал он.— Мне знакомо здесь каждое дерево, каждый камень, каждое живое существо... да и в неживых я неплохо разбираюсь. С ЭТИМ же сталкиваюсь впер¬вые. Оно не живое и не мертвое, настолько странное и непонятное, что само его существование противоречит всем известным законам. Но оно об этом не знает и существует в свое удовольствие.
— Это нежить?
Вампир иронично хмыкнул.
- По крайней мере, ни с чем живым не спутаешь.
Я попала в свою колею.
— А как оно выглядит?
- По-разному. Иногда это громадная собака, иногда длиннющая гадина на паучьих ножках, иногда у нее есть рога, иногда крылья. Но не в этом дело. У меня такое чувство, что оно... одно. Оно принимает всевоз¬можные обличья, чтобы сбить нас с толку.
— С чего ты взял?
— Я запомнил его сущность. Это сложно описать, мы, вампиры, воспринимаем мир несколько иначе, бо¬льше доверяя пресловутому шестому чувству, нежели зрению или слуху. Когда мимо пролетают две птицы, я чувствую, что их две. У них есть своя индивидуальность.
Чудище тоже ею обладает. Я чувствую его приход оди¬наково, в чьей бы шкуре оно ни явилось.
— Ерунда. Это тебе не птица из плоти и крови. Это нежить. Имя у нее одно — смерть.
Лён смотрел куда-то вдаль, глаза у него были безу¬частные. Мне он явно не поверил, но и ссориться не хотел, а посему просто махнул рукой:
— Они тоже так говорили.
-Кто?
— Те, кто явились до тебя.
— Они... умерли?
- Их убили,— поправил он, накидывая куртку. Я по¬следовала его примеру. В сумеречном лесу быстро хо¬лодало.
— Вы вызвали мага из Камнедержца, чтобы он унич¬тожил ее?
— Нет. Он пришел сам. Ему нужен был совет. Утром мы нашли его тело на булыжной мостовой, и сгустки крови багровели на стенах и крышах соседних домов.
Если Лён и лгал, определить это было невозможно.
— Кто-нибудь видел, как это произошло?
— Видели, как оно убегало в лес. А на следующую ночь погиб мальчик.
-Ваш?
— Да, ему было десять лет, он возвращался с това¬рищем с рыбалки. Оставшийся в живых подросток закричал, выскочили соседи, оно рявкнуло, бросило труп и убежало.
— Опять в лес? — скептически уточнила я, отмахи¬ваясь от кобылы, пытающейся заслужить мое прощение жарким фырканьем в левое ухо.
- А ты бы побежала в сортир? — ехидно осведомился Лён.
— Я бы не побежала,— парировала я.— Моего вто¬рого коллегу вы пригласили целенаправленно?
— Ну... Можно сказать и так,— замялся вампир.— Его кончина тоже была констатирована с запозданием. А вот следующий чаровник погиб у меня на глазах. Чудище на этот раз походило на волосатую глыбу на ко¬ротких лапках, с маленькими горящими глазами и ши¬рокой зубастой пастью. Ехидно вызверилось издалека и шмыгнуло в кусты, будто растворилось.
— Так. Следующий?
— Пожилой мужчина. Сутки спустя — две женщины. Мы не успели даже к развязке. Но результаты тоже были... ошеломляющие.
- Вы не пробовали ставить дома почаще? — съяз¬вила я.
- Как в ваших крысятниках? — Лён имел в виду че¬ловеческие города, и я безропотно проглотила шпильку.
— Да, загадка. Остальные бедолаги, я полагаю, пе¬решли в мир иной не менее ужасным образом?
Он молча кивнул.
- А какой совет нужен был Магистру из Камнедержца?
Вампир не успел ответить. Мы вступили на мостовую.
Переходившая ее женщина торопливо поклонилась Лену, весомым шлепком принудив к тому же малолетнего от¬прыска лет эдак трех-четырех, цеплявшегося за ее юбку. В моей душе всколыхнулись смутные подозрения.
- Тебя здесь хорошо знают?
— Здесь все друг друга знают.
- Мне нужно передать кое-что одному типу.
- Кому? — рассеянно спросил Лён, едва кивая жен¬щине.
— Я уже забыла. В общем, он здесь главный.
. — Повелителю?
— Да, как там его?
— Я и сам иногда путаюсь. Отдай мне, а я ему передам.
- Не могу. Ты его хорошо знаешь?
— Лучше, чем хотелось бы,— вздохнул Лён.
Тут я увидела идущих нам навстречу Старейшин. Пле¬чом к плечу, в той же комбинации, синеглазый слева, коротковолосый в центре, словно скололи тоги булав¬ками. Вид у них был очень торжественный. Досадливо поджав губы, Лён остановился. Я тоже. Старейшины сделали еще несколько шагов и синхронно поклонились моему спутнику.
Я посмотрела на Лена.
Я почувствовала себя обманутой.
Я сунула ему мятый свиток и перешла в шеренгу Старейшин.
Похоже, мне все-таки удалось отыскать Повелителя Догевы
Поделиться62008-09-29 10:02:16
Глава 4
Меня разместили в маленьком уютном домике не¬подалеку от фонтана. Его хозяйкой оказалась пожилая вампирша, низенькая, пухлая, излишне доброжелатель¬ная и разговорчивая. После официальной передачи свит-„ка Старейшины потащили Лена (именно потащили, он очень не хотел идти) в некий Дом Совещаний, и он едва успел перекинуться со мной парой слов. Я, со своей стороны, тоже не горела желанием с ним общаться. Во-первых, я чувствовала себя полной идиоткой. Во-вторых, отчетливо понимала, что останусь ею навсегда, ибо по¬умнеть, как мне казалось, после восемнадцати лет не удается никому. Я достала из сумки лист бумаги с про¬нумерованными пометками каракулями Учителя. Итак, согласно этикету, при встрече с Повелителем Догевы я должна была: 1) согнуться в земном поклоне, 2) назвать его полное имя и титулы, 3) дождаться вопроса, 4) на¬звать свое имя и цель прибытия, 5) вознести хвалу нег бесам за то, что они даровали мне сей светлый миг встречи, 6) пообещать хорошо себя вести и 7) униженно попросить позволения остаться в Догеве, пока не надоем. И, рассыпавшись в изъявлениях благодарности (даже если получу пинок под зад), отвесить еще один поклон и церемониально вручить свиток.
Вместо этого я пустила на него разгоряченную ко¬былу, без разрешения перешла на панибратское «ты», забросала дурацкими вопросами, забыла его полное имя и призналась, что не жажду его вспоминать. В общем, хуже некуда. Но все-таки какой привлекательный муж¬чина... Красивый. Обаятельный. Спокойно с ним как-то. Я вздохнула. И насторожилась. Как там в байках про вампиров? Прилетают, шепчут что-то ласковое под ок¬ном, девицы млеют и распахивают ставни. Нет, пора кончать это безобразие, пока рука сама не потянулась к засову.
— Что ж ты, деточка, во дворе стоишь? Заходи, милая, отдохни с дороги.
Я подняла голову. Вампирша, к которой меня опре¬делили на постой, жизнерадостно улыбалась мне с кры¬лечка. Крыльев у нее не было, как и у всех догевских вампирок. Клыки короткие, незаметны под алой верхней губой. Ишь, на отдых зазывает... На вечный небось. Поколебавшись, я затянула бант из повода на столбике перил у крыльца, прихватив дорожную сумку и меч. Как же без него? Меч в моих руках — страшное оружие. Для меня самой. Я уверена, что мечи — одушевленные существа и они против меня что-то имеют. В битве на мечах я всегда спасалась тем, что вовремя бросала меч и била противника в лоб заклинанием. Одно дело — завистливо наблюдать за рыцарским турниром, и совсем другое — махать этой тяжеленной орясиной перед носом настоящего противника, держа ее одной рукой, пуще того — левой, потому что две трети заклинаний сопро¬вождаются необходимыми пассами. В промежутках же между победами (ежели оные вообще будут) меч оття¬гивает мой пояс влево, цепляется за что ни попадя и, колотясь по бедрам при ходьбе, оставляет на них про¬долговатые синяки. Противники избавили бы себя от множества хлопот, вручив мне меч и удрав без оглядки. Я преотлично зарежусь без посторонней помощи.
Вот и теперь коварный меч умудрился юркнуть в щель между косяком и дверью и, заклинив, с силой дернул меня за пояс, как псину за ошейник. Хозяйка честно попыталась скрыть усмешку за кашлем, но глаза выдавали ее с потрохами.
- Я вам не очень помешала? — выдавила я, разо¬бравшись с мечом.
- Что ты, деточка, у нас так редко бывают гости, что твой приезд — настоящий праздник.
Я метнула на нее косой недоверчивый взгляд. Вроде бы не издевается.
Вампирша продолжала:
— Живу я одна, детей нет, дом пустой — иногда даже жутко становится. Проходи, проходи, не стой в кори¬доре. Сумку можешь на кресло положить. Для вещей я освободила верхний ящик комода, размещайся, как тебе удобнее. Вот твоя кровать. В шкафу висят полотенца и халаты, в ящиках — все, что может понадобиться мо¬лодой девушке. Если понадобится что-нибудь незапла¬нированное, обращайся ко мне, чем смогу — помогу.
Она так загадочно подмигнула, что мне стало неловко.
— Ой, я и так всю комнату заняла... А как же вы?
- Ничего-ничего, я на кухне на печи переночую.
Для нас, стариков, так даже лучше — кости погреть.
Стариков?! Да ей не больше сорока.
— Извините...
— Да? — улыбчиво подхватилась она.
- Я забыла спросить, как вас зовут.
- Ах, это я забыла представиться. Хм... Знаешь, зови меня просто Крина, деточка.
Я хотела спросить, зачем вампирам такие длинные и трудно выговариваемые имена вроде пресловутого имени Арр'акктура, едва не сломавшего Учителю язык, если в ходу исключительно прозвища, но решила не отягощать свою совесть еще одним дурацким вопросом.
Покрутившись немного по комнате и неизвестно за¬чем выдвинув и снова задвинув средний ящик комода, Крина ободряюще кивнула и удалилась на кухню, оста¬вив меня наедине с моим интеллектом, то есть прак¬тически в одиночестве. Я устало плюхнулась на покры¬тую пледом кровать и наконец-то смогла перевести дух. Н-да, такие насыщенные впечатлениями дни случаются раз в году и не всегда завершаются благополучно. Эх, еще бы ночь пережить...
В комнате быстро темнело; в светло-фиолетовых су¬мерках маячила за окном белесая тень месяца. На столе стоял подсвечник с тремя свечами, я привычно щелкнула пальцами, и на обугленных фитильках затрепетали жел¬то-розовые лепестки пламени, затопив комнату све¬том — золотистым, мягким, уютным. Не мешало бы прихватить огарочек на память — задам задачку лабо¬рантам с кафедры алхимии. Пусть выяснят состав свеч¬ного воска — не дымит, не трещит, почти не оплывает, пламя ровное, спокойное, неизменно идеальной формы, как перевернутая капелька. На дверце шкафа висело зеркало, я машинально посмотрелась в него и почувст¬вовала себя коренной обитательницей Догевы. Пламя свечей отражается в расширенных зрачках, волосы рас¬трепались, нос хищно заострился, щеки в тени, губы вызывающе алеют, в общем, типичная демоническая харя, еще и нечесаная. Последний раз я причесывалась утром и, кажется, сунула гребень в сумку. Если бы я была аккуратной девушкой, я бы, без сомнений, там его и нашла. А так пришлось вытряхнуть все содержимое на пол. На полу образовалось нечто вроде баррикады, из которой, как алебарда последнего защитника осаж¬денного города, торчал осиновый кол. Я поспешила за¬толкать его обратно в сумку.
Выдвинув верхний ящик комода, я занялась сорти¬ровкой и укладкой привезенных вещей. На самое дно пошли запасные штаны, теплый свитер, льняная ру¬башка и три головки чеснока, тщательно завернутые в тряпицу. За ними последовали длинные белые мужские порты (сумку собирала не я, ее с ворчанием сунула мне кладовщица, неприятная старая карга, скупая до безу¬мия), накрахмаленная ночная рубашка, пышная полу¬прозрачная блузка, унизительно мало нижнего белья и загадочный сверток с многообещающей надписью «Жен¬ский набор». Что делать с портами, я не знала. Быть может, я должна была торжественно вручить их Повелителю Догевы? Или я еще успею сделать это завтра, при большом скоплении народа? А это что за пакетик? Я развернула его и обнаружила длинную, острую сереб¬ряную шпильку. Что же это получается, отправили ло¬вить загадочную нежить, а инвентарь выдали на вам¬пиров? Странно как-то. Кого я, собственно, должна спа¬сать — вампиров от нежити или... нежить от вампиров? У меня возникло подозрение, что никакой нежити не существует, а я заслана в Догеву в качестве подсадного донора — клюнут на меня вампиры или нет?
Видимо, так же рассуждали и наставники, потому что на самом дне сумки обнаружилась засаленная книга некоего Тюдора Избавителя — «Кровопийцы». Я наугад полистала ее, и мне стало страшно. Там были зубные формулы, схемы укусов и гравюры с изображением не¬потребных монстров, алчно присосавшихся к лебяжьим шейкам бедненьких девиц, разметавшихся по просты¬ням. Между страницами обнаружился мой гребень. Я поскорее запихала книгу под белье. Не хватало мне еще ночных кошмаров. И так, чувствую, всю ночь буду ожи¬дать скрипа петель и хлопанья крыльев.
Я хотела сразу закрыть ставни, но их не было. Не было и занавесок, которым полагается загадочно коле¬баться во время визита летучей мыши. Вместо бычьих пузырей и слюды рамы забраны тонкими пластинами горного хрусталя, прозрачного и безумно дорогого ма¬териала. «Ладно, слетайтесь, гости дорогие»,— подумала я, распахивая окно. Струя прохладного ночного воздуха плеснула мне в лицо. Комната была маленькая, но очень уютная, чистенькая, обставлена скромно: кровать (вы¬сокая, с копной подушек), впритык — комод, на стыке стен — шкаф, за ним, уже вдоль другой стены, большой сундук, стол и стул с обитым сиденьем и спинкой. На¬против стола — пустая стена с дверью. В стене напротив кровати прорублены два окна, между ними — гобелен: девочка в платьице с передничком, сандалетах и красной островерхой шапке, на согнутой в локте руке — кор¬зинка с булочками, рядом — крупное хищное животное, а на заднем плане — еловый лес, точь-в-точь догевский. В центре комнаты — шагов семь свободного пространст¬ва, прикрытого ковриком из ивовых прутьев. Стены об¬шиты досками, светлыми, вроде бы березовыми, которые плотно смыкаются зубчиками по краям, образуя краси¬вый зигзагообразный узор.
Я исследовала шкаф и сундук, но, если там и содер¬жались какие-либо доказательства кровопийства, к мо¬ему заселению их ликвидировали. В шкафу, на некото¬ром расстоянии от остальной одежды, одиноко висел новый чистый халатик, явно заготовленный для меня. Я немедленно избавилась от куртки и накинула халатик. Только я присела на стул, чтобы расшнуровать сапоги, как по раме забарабанили. Прыгая на одной ноге и приволакивая другую, я добралась до окна. На улице стоял незнакомый темноволосый вампир, и я машина¬льно потянулась к незастегнутым пуговицам халатика. Но его мало интересовала моя лебяжья шея. Сухо и официально сообщив, что я приглашена на ужин в Дом Совещаний в качестве почетной гостьи, он буквально растворился в ночи, не дожидаясь моего ответа.
Что ж, «почетная гостья» звучит более оптимистично, чем «главное блюдо». Но в чем же я пойду? Почти все мятое, потное. На затылке колтун — сразу надо было расчесываться, а не ждать, пока волосы высохнут. Са¬поги обметаны рыжей грязью. Где бы их вымыть?
«Главное, шею вымой — и сойдет»,— ехидно шептал внутренний голос.
В дверь постучали, и Крина осторожно заглянула в горницу.
— Деточка, тебя там в Дом Совещаний вызывают.
— Да, да, я уже знаю.
— Одолжить тебе юбку?
У меня словно камень с души свалился. Чистая блуз¬ка, юбка — и можно показаться в приличном вампирьем обществе.
— Да, пожалуйста. Что бы я без вас делала...
- Пустяки, деточка.— Крина уже передвигала пле¬чики в шкафу.— Вот эта, пожалуй, подойдет. Или, хо¬чешь, примерь черную; она, правда, более строгая...
Но мне сразу приглянулась белая, свободная, дости¬гающая лодыжек, с длинными разрезами до середины бедер. До середины бёдра у меня как раз стройные. Я ожидала замечаний по поводу блузки, просвечивающей, как решето, но Крина похвалила покрой и сказала, что я выгляжу очень элегантно. Пока я, закусив губу, раз¬дирала колтун гребнем, Крина извлекла из сундука за¬вернутые в замшу белые туфли на высоких каблуках. Они возвысили меня над полом на добрых полпяди. В Школе запрещено ходить на «шпильках», я чувствовала себя очень неустойчиво, но расстаться с ними не со¬гласилась бы ни за какие коврижки.
- Хорошо, деточка, очень хорошо,— одобрила Кри¬на.— Иди, тебя уже ждут.
— А куда?
— По южному кресту третий дом от фонтана.
— А... я что-нибудь должна взять?
— Зачем? — удивленно подняла брови Крина.— Это всего лишь ужин. Неофициальный.
— А... речей никаких не надо произносить?
— Нет, что ты! Повелителю и Старейшинам ты уже представлена. Поздоровайся и сразу присаживайся к столу.
Я вздохнула и тоскливо оглянулась на прислоненный к комоду меч. Что ж, раз уж мне суждено погибнуть от зубов вампира, пусть, по крайней мере, это будет сим¬патичный вампир
Поделиться72008-09-29 10:02:42
Глава 5
На улице было темно — глаз выколи. Месяц рети¬ровался в лохматую тучку, не желая принимать участия в моей печальной судьбе. Звезды холодно, злорадно мер¬цали. В глубине редкого кустарника пронзительно стре¬котали крупные зеленые кузнечики. Вдалеке что-то квакало — вероятно, лягушки, хотя здесь, в Догеве, ни в чем нельзя быть уверенной. Ни одного огонька, ни одной искорки, никаких признаков цивилизации, кроме теп¬лой Ромашкиной морды, которую я долго ощупывала в кромешной тьме. Хоть бы одно окно засветилось. Не¬ужели все уже спят? А может, как раз - таки не спят? Подкрадываются, заходят на посадку, тянут когтистые лапы к хрупкой девичьей шее...
Рука, легко коснувшаяся моего плеча, отнюдь не была когтистой. Пальцы как пальцы, длинные, чуткие, ногти как ногти, аккуратно подстриженные. Вампир, стучав¬ший в окно, терпеливо поджидал меня у крыльца. В следующую секунду он взвыл и согнулся, горестно скре¬стив руки ниже пояса.
- — Ой, извините... — смущенно пролепетала я.— Я ма¬шинально...
— О-о... Ни... ничего-о... — мужественно солгал он.— П-пойдемте, я провожу.
Я шла чуть поодаль и слышала, как он сдавленно постанывает и спотыкается. «Лучше бы он меня уку¬сил»,— раскаивалась я.
Впереди зашуршало — это подбитый мною вампир пытался нащупать ручку двери, но та ускользала из-под пальцев, как верткий вьюн в мутной луже. Самооборона удалась на славу.
Но вот ручка попалась, провернулась, дверь скрип¬нула, и я увидела черный провал на фоне серого косяка. Вампир, не выпуская ручки и вместе с тем стараясь держаться как можно дальше от меня, кивнул на пря¬моугольную дыру в никуда.
Оглянувшись в последний раз, я обреченно шагнула через порог. Дверь захлопнулась за спиной, как крышка гроба. Темнота и тишина обволокли меня плотным ко¬коном. Я стояла, пошатываясь на каблуках и оценивая ситуацию. В какой склеп они меня затащили? Подумав, я пришла к выводу, что нахожусь в прихожей, а сам склеп дальше по коридору — возможно, в подвале. Я вытянула руки и сделала несколько неуверенных шагов вперед. Пустота. И очень неприятное, но ничем не обо¬снованное предчувствие, что пол сейчас кончится. Еще два шага, и что-то боднуло меня в грудь. Я судорожно ухватила таинственное существо за рога. Рога были ко¬роткими, квадратными и деревянными на ощупь. Между ними росла длинная гладкая шерсть.
— Эй, есть здесь кто живой? — заорала я, потеряв терпение.
И тут одна за другой загорелись свечи, заставив меня заморгать и сощуриться. Я стояла посреди длинной ком¬наты, сжимая спинку низкого стула, и ощупывала за¬тылок сидящего на стуле вампира. За стулом был стол на тридцать персон, персоны сидели по местам, и три канделябра, ветвистых, как рога благородного оленя на десятом году жизни, освещали белую скатерть, устав¬ленную всевозможными яствами. У меня подкосились каблуки, и я зашаталась, судорожно цепляясь за стул. Озор¬ной ветер распахнул дверь и с любопытством пронесся по комнате. Легкая белая юбка вздулась пузырем, и си¬девшие за столом вампиры имели удовольствие лицезреть не только нижние, но и верхние части моих бедер.
К чести присутствующих, они не позволили себе ни единого смешка. Пока я боролась с юбкой, кто-то из них встал и закрыл дверь на задвижку. В атмосфере похоронной серьезности один из Старейшин поднялся, сухо и официально поприветствовал меня, представил гостям и любезно выдвинул предназначенный мне стул. Я на мгновение замешкалась. Будь я Магистром 4-й, низшей степени, я сочла бы себя оскорбленной. Отве¬денное мне место находилось на противоположном от Лена конце стола, причем на длинной стороне, так что Повелителя от меня загораживали двадцать восемь плеч и четырнадцать голов. Ладно, я всего лишь адептка, но ведь я еще и гость. А гостю полагается сидеть около или, по крайней мере, напротив хозяина.
Тем не менее я села и благовоспитанно сложила руки на коленях. Без особой радости сообщив, что мне в Догеве очень рады, Старейшина тоже сел и дал знак приступать к трапезе. Официальность неофициального ужина угнетала. В воздухе повисло напряжение. Никто не прикоснулся к еде. Удивленно брякнула упавшая лож¬ка. Я решительно ничего не понимала. Меня так тепло встретили... Что же изменилось? Почему Лён опустил глаза в тарелку и даже не смотрит в мою сторону? Может, ему стыдно за предстоящее злодеяние?
«Клыки'длинные имеет, до крови лакомый зело» — цитата из «Кровопийц», прихваченная памятью, всплыла перед глазами.
— Эриус, что же вы? Ваша очаровательная соседка может остаться без ужина,— обратился Старейшина к моему соседу. Видимо, голодная девица не вызывала у кровопийц особого аппетита. Эриус, спохватившись, на¬чал расхваливать мне ближайшее блюдо, украшенное петрушкой и напоминавшее жаренные во фритюре глаза. Я любезно (внутренне содрогаясь) отказалась. Тогда мне были предложены: колбаса-кровянка (черное сморщен¬ное кольцо), заливное (скорее всего, из ножек младен¬цев), печеночный паштет (из печенки неизвестного про¬исхождения), ветчина (однозначно человеческая) и ана¬логичная гадость. Я благоразумно ограничилась рисовым салатом с неизвестными мне желтыми зернами и кры¬лышком курицы, запеченной целиком и не вызывающей сомнений. Игнорируя робкие протесты, Эриус высыпал мне на тарелку полную ложку «глаз», расхваливая их с таким энтузиазмом, словно сам выколупывал. Застучали тарелки, зазвенели вилки — это, глядя на меня, при¬ступили к еде вампиры. Лён, я заметила, тоже выбрал рисовый салат — и он был весьма недурен, а у зерен оказался восхитительно пикантный, сладковатый при¬вкус. Скушав крылышко, я ощутила прилив аппетита — после скудного завтрака у меня крошки во рту не было. Но глаза... Это выше моих сил. Я робко кольнула один шарик вилкой. Выступил прозрачный желтоватый сок. Гадость какая... Сосед уплетал «глаза» со зловещим хру¬стом, время от времени промакивая губы салфеткой. Что же это, интересно, такое? Я приложила вилку ребром и с оттяжкой повела на себя. Шарик лопнул, и капли сока осели на стенке высокой салатницы и лбу соседа напротив. Стремясь замять конфуз, я быстренько сунула половинку «глаза» в рот и заработала челюстями, почти не чувствуя вкуса. Но когда почувствовала...
Лучше бы это был глаз.
Это была мелкокочанная капуста в хрустящем тесте. Третьего дня я как раз отравилась капустой в низко¬пробной забегаловке, и теперь при одном воспоминании о ней меня мутило. А тут — во рту... Я благовоспитанно промокнула губы салфеткой, незаметно сплюнула в нее дивное кушанье и, скомкав, бросила в специальную урну под столом.
— Можно попросить у вас стакан воды? — отодвинув тарелку, поинтересовалась я.
Сосед охотно потянулся за хрустальным графином, и в стакан широкой струей хлынуло нечто красное, гу¬стое, явно артериального происхождения.
- Сп... спасибо,— с трудом выдавила я, заглядывая в бокал. Это еще что за холера? Она не свернется, часом? Я чуть подалась вперед и заметила на губах Повелителя легкую улыбку. Лён ободряюще подмигнул мне и отвел глаза. Я робко отхлебнула из стакана. Ни на что не похоже, какой-то сок вроде рассола, только красный. Искренне надеюсь, что гемошобиновое послевкусие мне просто померещилось. Я снова повернулась к Лену, но его загородил нависший над столом вампир, неспешно ковыряющийся вилкой в блюде дымящихся отбивных.
Тем временем на столе появилась оплетенная бутыль с выступающим горлышком темного стекла, заткнутая широкой пробкой. Я машинально поискала глазами штопор, но тут один из вампиров вонзил в пробку два длинных, слегка загнутых внутрь белых клыка в верхней челюсти, как нож в масло. Затруднения возникли с вы¬свобождением деревяшки, но и тут вампир управился с равнодушием профессионала, с младенчества прикла¬дывающегося как к девичьему горлу, так и к стеклянному горлышку. Возле столовых приборов стояли хрупкие пузатые бокалы на высоких ножках, и бутыль мелодично забулькала, расставаясь с содержимым. Меня оделили в первую очередь, а затем наполняли бокалы по кругу, начав с противоположного конца стола, где сидели По¬велитель и Старейшины.
Бокал отбрасывал на скатерть рубиновую тень. Лён поднял его в ладонях, как бутон чайной розы.
— За ваше здоровье, Вольха. Пусть оно будет таким
же крепким, как ваше самообладание.
За мое здоровье вампиры выпили с поразительным энтузиазмом. Вино оказалось густым, терпковато-слад-ким, с привкусом вишневых листьев и черной сморо¬дины. И крови.
Старейшины метали на Лена гневные взгляды. Крат¬кость тоста граничила с грубостью, а толковать его мож¬но было по-разному. Мне лично послышался завуали¬рованный упрек. Упрек справедливый. Хватит думать о кровопийстве, долой вегетарианство!
— Эриус, не могли бы вы положить мне кусочек во-он
той очаровательной ветчины? И еще салата, пожалуйста.
— Вольха, я понимаю, вопрос нескромный... Но ско¬
лько вам лет? — поинтересовался голубоглазый Старей¬
шина.
- Э-э-э... Двадцать.— Я не солгала. Я просто округ¬
лила.
Кто-то надрывно закашлялся, подавившись моим от¬кровением.
- А что? — невозмутимо поинтересовалась я, заедая
салат корочкой хлеба.
— Вы еще очень молоды,— осторожно сказал Ста¬
рейшина.
— Ну, постареть я всегда успею.
Это была шутка, но, видимо, плохая, потому что эпи¬демия кашля вспыхнула сразу в трех местах.
- Да, конечно,— пробормотал Старейшина, много¬
значительно переглядываясь с коллегами по Совету.
— Для магички главное не возраст, а врожденные
способности,— гордо объявила я, отпивая немного ге-
моглобиновой настойки.
— Ну, вряд ли они вам здесь потребуются.
- Это как понимать? А упырь?
- Какой упырь? — наигранно удивился Старейшина.
— А вот это я и хочу выяснить.
— Не понимаю, о чем вы говорите.— Старейшина, опустив глаза, скрипел ножом по тарелке, расчленяя отбивную. Я уставилась на него, как на воскресшего мпокойника с засевшим во лбу топором, уверяющего меня в своем прекрасном самочувствии. Искрошив отбивную вдоль и поперек, Старейшина не остановился на до¬стигнутом и продолжал ритмично пиликать ножом, раз¬мазывая волокна по тарелке.
- Я говорю о монстре, который прикончил ведьмину дюжину народа в прошлом месяце,— неумолимо отче¬канила я.
- Ах, об этом монстре? — осенило Старейшину.— Не стоит беспокоиться из-за такого пустяка. Вы — наша почетная гостья, и мы не собираемся перекладывать на ваши плечи сугубо внутренние проблемы. Отдыхайте. Развлекайтесь. Устройте себе внеочередные каникулы.
— Какие еще каникулы"? Я на задании.
— На каком задании? — напряглись-насторожились Старейшины.
— Не понимаю, о чем вы говорите.— Я лукаво за¬трепыхала ресницами.
— Но вы же сказали...
— Что я сказала?
— Вы упомянули о задании,— терпеливо напомнил синеглазый.
— О каком задании? — живо заинтересовалась я.
- Зачем вы приехали в Догеву? — не выдержал Ста¬рейшина.
— Ну вот, наконец-то вопрос по делу,— наигранно обрадовалась я.— А то мне уже надоело чувствовать себя наивной провинциалкой на крючке у профессиональных шулеров с краплеными картами.
«Шулеры» заулыбались, криво и натянуто. Если бы мы действительно играли в карты, пойманные за руку мошенники без шума вернули бы мне деньги или вы¬тащили ножи. Догевские прохиндеи продолжили игру как ни в чем не бывало.
- Да что вы, никто не пытается с вами играть. Мы просто хотим вам помочь, и нам это удастся гораздо лучше, если мы будем знать, какого рода помощь от нас требуется.
- Правда? — Я иронично вздернула правую бровь.— А мне казалось, в помощи нуждаетесь как раз-таки вы.
Старейшины наперебой стали уверять, что не нуж¬даются в моей бесценной помощи. Лён молчал, изучая свою тарелку и изредка тыкая в нее вилкой. Выглядело это так, словно в салате копошились тараканы..
— Зачем же вы тогда обращались в Ковен Магов? — бесцеремонно перебила я.— Как говорит в таких случаях городская стража, «предъявите преступный элемент или платите за ложный вызов»!
Пойманный на слове, синеглазый осекся и кинул беспомощный взгляд на коллег по Совету. Бедолага на¬поминал охотничью лайку, засланную в берлогу к спя¬щему медведю и обнаружившую, что медведь не спит. Несчастный песик не знал, что ему делать дальше, а коллеги в нерешительности толпились у норы, огляды¬ваясь на охотника, всецело поглощенного салатом. Как-то странно Лён себя вел, отдавая Старейшинам ведущую партию в переговорах. Женская интуиция сродни теле¬патии, и я не ошиблась, придя к выводу, что Старейшина чувствует себя так же непривычно в шкуре дипломата, как баран — в роли пастуха. Похоже, что из-за меня Лён рассорился с Советом и теперь злорадствует, со стороны наблюдая за советниками, тонущими в болоте лжи и недоговорок.
Старейшина сделал еще одну попытку прояснить без¬надежно замутненную ситуацию:
- Со времени последнего нападения прошло две не¬ дели, а раньше монстр появлялся каждые два-три дня. Мы считаем, что он больше не представляет опасности для жителей Догевы.
Более дурацкого аргумента мне еще никто не при¬водил. Они что, поклоняются этой твари? Знавала я одну дремучую деревеньку, жители которой ежемесячно приносили жертвы бурому дракону, проживающему по соседству и якобы способствующему плодородию и пло¬довитости. Но никакая плодовитость не могла компен¬сировать убыль съеденного населения, и деревня опус¬тела за считанные годы, после чего дракон сделал слабую попытку повысить плодовитость Стармина, но там в его помощи не нуждались и обстреляли благодетеля из баллист и катапульт. При вскрытии в брюхе чешуйчатого гада обнаружили целый склад цепей и кандалов, ско¬вывавших жертвы непосредственно в момент поедания, что красноречиво свидетельствовало об их решительном несогласии с политикой деревни. Неудобоваримый ин¬вентарь был передан на нужды тюрьмы и очень приго¬дился — сталь, закаленную желудочным соком дракона, не брали даже алмазные напильники.
- А Лён сказал, что представляет,— настаивала я.
Фамильярная ссылка на Повелителя Догевы их до¬била. Я слизнула соленую капельку с нижней губы. Вот вам и кровяной привкус. Испереживавшись в ожидании укуса, я искусала сама себя!
Поверженные Старейшины еще пытались робко воз¬ражать: дескать, Лён преувеличивает, что свойственно мо¬лодости (сами они выглядели на тридцать — тридцать пять лет), а вообще все в порядке, все уляжется само собой («В гроб»,— ехидно добавила я, чуть опьянев и несколько раскрепостившись), не правда ли, Повелитель?
Лён неопределенно пожал плечами, чем окончатель¬но убедил меня в том, что дело нечисто.
Из вежливости допив бокал и доев отбивную, я от¬кланялась. Меня не удерживали — нам всем было о чем подумать, а если мысли на одну тему, но с разных точек зрения, то думать лучше по отдельности.
Конечно, мне помогли подняться, довели до двери, рассыпались в комплиментах, пожелали спокойной ночи, доброго здоровья и прочей ерунды. Эриус вызвался меня, проводить, я отказалась и по пути чуть не снесла лбом - ель на повороте тропинки. Конечно, я ушла не сразу -постояла, подслушивая, у двери, но вампиры погасили свечи и перешли на драматический шепот, и до меня доносились только шипящие и свистящие звуки. При¬шлось идти домой, нащупывая руками ели, благо тучи разошлись и месяц выглянул. Темный лес, прыгающие тени и скрипящие ветки меня не страшили — я их просто не замечала, погруженная в свои нелегкие думы. Да и вообще, чего можно бояться в городе вампиров?
Вот только что за комедию они передо мной ломали?
Кажется, я нашла ответ, или что-то на него похожее.
Они боялись меня больше, чем монстра. Панически боялись, ожидая какой-то каверзы с моей стороны, и я их не разочаровала, вот только сама не понимаю, когда и почему. Каждый раз, когда я собиралась что-нибудь сказать или спросить, они цепенели, как мыши перед гадюкой. Все, кроме Повелителя. Раз уж я внушаю Ста¬рейшинам такую антипатию, то почему они не сплавили меня Лену? Пусть бы он меня потчевал, а не этот ло¬щеный Хариус, то бишь Эриуе. Тогда волей-неволей ему бы пришлось более активно участвовать в беседе. Но мне достался дальний угол стола. Вряд ли меня хотели унизить. И вряд ли догевский этикет запрещает чуже¬земкам сидеть во главе стола. Ладно, пойдем от про¬тивного. Допустим, я сижу рядом с Леном. Кому я могу помешать? И вообще, что такого нежелательного можно выкинуть, сидя рядом с Повелителем?
Убить его.
Неужели они решили, что я приехаДа в Догеву в качестве наемного убийцы? Кто распорядился снарядить меня осиновым колом? Что же такое было в письме Учителя? И почему Лён так важен для Догевы? Почему Повелителем называют светловолосого парня, целыми днями шляющегося неизвестно где? По его словам, тварь— настоящий бич Догевы, по словам Старейшин,— она безобидней овечки. А злокозненный Серый Волк -как раз-таки я. И тем не менее Лён вроде бы на моей стороне. Иначе вмешался бы. Короче, одни «бы» и «по¬чему», а «потому» окутано мраком тайны.
Размышляя, я не заметила, как добралась до своего домика. У крыльца дремал серый пес с рваным ухом. Увидев меня, он поднял голову, но ничего не предпри¬нял. Как только я перешагнула порог и потянула дверь на себя, чья-то легкая тень скользнула между деревьями и растворилась в ночи. Я могла поклясться, что это мой подбитый проводник.
За мной следили
Поделиться82008-09-29 10:03:02
Глава 6
Крина спала. Я сбросила туфли у порога, на цыпочках прокралась в комнату, притворила дверь и зажгла свечи.
Уходя, я оставила окно нараспашку, и теперь на по¬толочной балке вниз головой висела крупная летучая мышь — упитанная, волосатая и отвратительная, с про¬зрачным листовидным носом и острыми зубками. Она встретила меня очень неприязненно, завозилась и за¬щебетала, хлопая кожистыми крыльями.
Я вежливо поприветствовала мышь и с нетерпением стала ожидать, когда же она превратится в человека, вернее, вампира. Но мышь не торопилась — видимо, стеснялась. Умостившись поудобней, она запахнулась в крылья и мрачно оглядела меня с ног до головы. В ее взгляде было столько презрения и гордости, что короли, вычеканенные на монетах, ей и в подметки не годились.
Я давно мечтала посмотреть на двустороннюю транс¬формацию, позволяющую вампирам принимать облик летучей мыши и возвращать свой. Она интересовала меня исключительно с научной точки зрения — я до¬пускала, что с некоторыми отходами из вампира можно сделать мышь, но как сделать из мыши вампира? Легче, по-моему, из мухи — слона. И куда девается одежда? Еще никто и никогда не видел голого вампира — це¬ломудренный кровопивец неизменно драпирует свои те¬леса черным плащом на красной подкладке.
Тем временем крылатый посланец напрочь забыл о возложенной на него миссии, зевнул, пошлепал губами и закрыл глаза, смирившись с моим присутствием в интерьере. Я деликатно кашлянула. Мышь взбодрилась, прожгла меня убийственным взглядом и неохотно, слов¬но оказывая мне одолжение, нагадила на пол. Вряд ли посол мог позволить себе подобную выходку. Я схватила полотенце, скомкала и швырнула в мышь, та сорвалась с балки и, хлопая крыльями, заметалась по комнате в поисках выхода. Я подобрала полотенце и устрашающе завертела им над головой, оттесняя мышь к окну, через которое она и удалилась после короткой схватки, виз¬гливо проклиная всю мою родню до пятого колена.
Прикрыв окно, я торопливо разделась и шмыгнула под одеяло. В селянских хибарах с глиняными полами белье отсыревает за несколько часов, а спертый воздух к утру давит на грудь, как надгробная плита. Вампиры, живущие в тех же условиях, нашли какой-то способ борьбы с этой мерзостью. Чистая, свежая простыня том¬но захрустела под моим бренным телом. От нее пахло жасмином. Да и то — у селян-людей в избе и куры, и свиньи, и козлята под утро выстукивают чечетку по лав¬кам, а здесь комнатки меньше, но — во сто крат чище и уютней. Вот только не хватает кошачьего мурлыканья под боком. Да и нет кошек в Догеве.
Что мне еще очень понравилось — это полное от¬сутствие незваных квартирантов, вроде блох, мышей, клопов и тараканов. Нигде ничего не скреблось, не пи¬щало и не кусалось, и не было нужды ставить ножки кровати в тазики с водой. Несмотря на непривычную обстановку, обилие впечатлений и долгий путь убаюкали меня в считанные минуты. Я уже задремывала, когда один из четвероногих обитателей Догевы решил возместить мне потерю кошачьего мурлыканья, и разразился тоскливым протяжным воем, от которого я разом по¬крылась пупырышками, как тепличный огурец. Пес ста¬рательно выводил гулкие рулады, подражая ветру, за¬путавшемуся в горлышке пивной бутыли. Я тешила себя надеждой, что, исполнив соло, он замолчит, но его со¬братья посчитали своим прямым долгом подхватить за¬тихающую ноту, ввести элемент разноголосья и усладить мой слух хоровым напевом. Чем дольше я слушала, тем подозрительнее мне казался их профессионализм. Они ни разу не сорвались на дискантах, не оборвали пиа¬ниссимо, не разразились вульгарным лаем. Они пели. Выразительно. Артистично. Как могут петь только чис¬токровные волки. Я вспомнила молчаливых псов, нехотя уступающих Ромашке дорогу, вспомнила их тоскливые желтые глаза, серую с подпалинами шкуру и накрылась одеялом с головой. Я люблю волков. Меня завораживает их вой. Но слышать его под открытым окном — испы¬тание не для слабонервных. Впрочем, господа волки лучше знали, кого им кушать, а кого убаюкивать. Они вкладывали в пение всю душу, и моя собственная душа, осмелев, выбралась из пяток и расползлась по всему телу, как ей и положено.
Они думали, что я сплю, и тихо разговаривали во дворе под яблоней. Серый рассвет дышал в окна тума¬ном. Я представила себе мышку. Маленькую серую мыш¬ку, которую заметила вчера возле поленницы. Мышка проснулась. Вылезла из норки и, семеня лапками, пе¬ресекла двор. Холодные капли росы блестели на травинках, как волчьи слезы. Светлая шерсть на брюхе промокла и слиплась, мышка села столбиком, свесив розовые лапки, и прислушалась. Я слушала вместе с ней.
— Они издеваются над нами, Лён. Люди всегда не¬
навидели нас.
— Только не маги.
— Маги тоже люди.
— Не повышай голос. Разбудишь.
- Кого они прислали нам в помощь? Сначала Ма¬гистра теоретической магии. Нам нужен был практик,
молодой и сильный, а приехал благообразный старец в очках. Что он мог поделать, если эта гадина до него сожрала трех практиков и не поперхнулась?
— Он сам решил остаться.
- Мы должны были его переубедить. Теперь эта дев¬чонка! Она даже не Магистр. Адептка... Неспелое яб¬лочко. Производственный брак. И они решили ее отсеять таким вот образом...
- Ее рекомендовал мой старый друг.
— Если она погибнет, у тебя не останется друзей среди людей, Лён. Отошли ее домой как можно скорее. Ты что, не понимаешь? Они уничтожат нас. Сотрут Догеву с лица земли
— Пусть лучше это сделает гадина?
— Если она не оставит Догеву в покое, мы всегда сможем перебраться в Арлис или Леек. Люди же достанут нас повсюду. Ни одна из двенадцати Долин не устоит перед ордой вооруженных фанатиков. Речь идет даже не о войне. На войне берут пленных и щадят детей. А мы не нужны людям даже в качестве рабов. Грядет по¬вальная резня, Лён. Предотврати ее, пока не поздно. Лён долго молчал. Мышь опустилась на все четыре лапки и принюхалась.
— Хорошо. Сегодня она уедет.
— Надеюсь.
Я отключилась, позволив мышке вернуться в норку. Как всегда, ничего хорошего я о себе не услышала. «Не¬спелое яблочко». А я, может, из ранних сортов! А что с кислинкой, так даже к лучшему — авось гадина за¬гнется от желудочных колик. Вот незадача! Старейшинам удалось-таки перетянуть Лена на свою сторону. Но, по крайней мере, я убедилась, что монстр действительно существует, как и все приписываемые ему злодеяния.
Если только этот спектакль не был разыгран в мою честь.
Поделиться92008-09-29 10:03:18
Глава 7
Наверное, я снова заснула, потому что комнатка успе¬ла пропитаться сдобным блинным духом, способным поднять мертвеца из гроба. Я сонно выпростала руку из-под одеяла, щелкнула пальцами, и мои одежки стаей неряшливых пичуг взвились со стула, перелетели ком¬нату и осыпались на постель. Натягивая рубашку, я вспо¬минала подслушанный разговор. Интересно, дождутся ли они вечера или выставят меня из Догевы сразу после обеда?
На кухне меня поджидала разрумянившаяся Крина, домывавшая кастрюлю из-под теста. Охотно поддержав разговор о хорошей погоде и отведав блинков со сметаной, я с трудом поднялась со скамьи, подавила сытую отрыжку, вежливо поблагодарила хозяйку и вышла во двор.
Ромашка, оседланная и недовольная, стояла у кры¬льца, сдерживаемая под уздцы худощавым подростком лет тринадцати. Он начал издалека. Я признала, что спала хорошо, кушала еще лучше и вообще все мне тут у них нравится. Паренек расплылся в щербатой улыбке и пообещал, что когда я приеду к ним в следующий раз, то тоже не разочаруюсь. Я по секрету призналась ему, что намереваюсь остаться в Догеве на веки вечные и даже выбрала место, где меня похоронят — вон под той осиной.
Они зря подослали ко мне мальчишку с такой вы¬разительной мимикой. Он последовательно изобразил удивление, страх и замешательство, а потом робко скаг зал, что я должна уехать добровольно, иначе ему при¬дется меня... уговорить.
Я была так сыта и добра, что не стала превращать ни в чем не повинное дитя в жабу, а просто метнула из.глаз пару простеньких, но очень эффектных молний, после чего ехидно предложила уговорить меня силой.
Парень благоразумно дал деру. Я гладила Ромашку, с трепетом ожидая продолжения.
Вскоре пред моими светлыми очами предстал Совет Старейшин в полном составе в количестве трех штук и в три голоса намекнул, что, мол, пора бы и честь знать. Но я уперлась, как целомудренная монашка, которой домогаются три сластолюбца. Нет, я не уеду из Догевы. А если они попытаются вытолкать меня силой, то им придется сначала выкопать осину (ту самую, что я об¬любовала в качестве надгробья), потому что я за нее уцеплюсь руками и ногами и буду вопить. Чтобы они не сомневались в серьезности моих намерений, я по¬крепче обхватила осину, откашлялась и негромко (на пробу), музыкально прокричала длинное «А!».
Ненормальных адепток Догева еще не видывала, и ранние прохожие возжелали поближе изучить сей див¬ный феномен. Но я решила, что хорошенького поне¬множку, выпустила осину и сделала вид, что ушибла ногу, подкрепив вопль соответствующими выражениями.
Явился Повелитель, хотя именно ему следовало бы начать весь этот спектакль. Он выглядел так внушите-. льно, что я, признаюсь, струхнула. На тщательно при¬чесанных волосах сиял золотой обруч с крупным ром¬бическим изумрудом, потрепанную одежку сменила светлая хламида, чем-то напоминавшая парадную ман¬тию Учителя и развевавшаяся, казалось, без помощи
ветра.
— Ты взрослая, умная женщина! — патетически начал Лён явно в угоду Старейшинам, умиленно внимающим
ему поодаль.
(«Ни то, ни другое, ни третье»,— подумала я.)
— Ты должна понимать, какую опасность навлекаешь на свою и наши головы, оставаясь в Догеве. Люди опол¬чились против вампиров. Если ты не вернешься в Школу целой и невредимой...
— Эту песню я уже слышала,— пренебрежительно оборвала я и, присев на корточки, с неподдельным ин¬тересом пощупала краешек самодвижущейся хламиды. Под ней, к моему восторгу, оказались давешние вытертые штаны. Лён торопливо одернул подол, украдкой показывая мне кулак.
— Тогда уезжай.
— Уеду. Когда захочу.
- А почему бы тебе не захотеть прямо сейчас? - вкрадчиво предложил Повелитель.
- С какой это радости? Мне здесь нравится — кормят как на убой, оптимистичные сказки на ночь расска¬зывают, представления по утрам разыгрывают.— Я вы¬
прямилась и в упор посмотрела Лену в глаза. Вампир только вздохнул:
— Вольха, так будет лучше. Не думай, что мы выгоняем тебя по злобе. Но нам очень важно, чтобы люди узнали правду о Догеве. Мы... достойно отблагодарим тебя за помощь.— Лён выразительно посмотрел на меня.
- На данный момент правда выглядит следующим образом,— неподкупным ревизорским тоном отчека¬нила я.— Никакой твари не существует. А что случилось с пропавшими магами, вампиры тщательно скрывают и даже выгоняют меня из Догевы, чтобы я не успела ни до чего докопаться.
— Ты этого не скажешь! — возмутился он.
— Скажу.
— Не посмеешь!
- Посмотрим!
Будь я глыбой льда, я бы растаяла под его взглядом. А потом он резко отвернулся и ушел не оглядываясь. С полного неодобрения внешних и внутренних властей Догева поступила в мое полное распоряжение.
День только начинался. Что ж, попробуем провести его как можно плодотворней!
Итак, раз уж я сунула голову в пасть к вампиру, что мешает мне пересчитать ему зубы? То бишь, лишенная возможности послужить на благо общества, займусь- ка я самообразованием. И пока меня никто не трогает, соберу материал для курсовой.
Начала я с прописных истин. Тюдоровские «Крово¬пийцы» послужили мне практическим руководством. Я добросовестно изучила их от корки до корки, подчер¬кнула наиболее категоричные абзацы и отправилась их опровергать.
Первым и главным из домашних средств защиты от вампиров в книге значился чеснок. Я внимательнейшим образом проштудировала главу, но не нашла ссылок на качество чеснока. Зимний он должен быть или летний? Выросший из зубка или «детки»? Годятся ли для обороны зеленые перья, а также неспелые розоватые головки и соцветия? Для чистоты опыта я выбрала классическую, увесистую, сочную прошлогоднюю чесночину с подпа¬ленными корнями. Оставалось вычислить степень эф¬фективности и радиус действия, чем я. и занялась, избрав в качестве подопытного вампира свою домохозяйку. За¬глянув в окно со двора, я увидела ее возле печки, в окружении дымящихся чугунков и шинкованных ово¬щей. Крина подняла голову и дружелюбно улыбнулась, что было воспринято мною как сигнал к действию. По¬ложив головку в левый карман куртки, я молча проше¬ствовала мимо Крины, целеустремленно глядя мимо нее на гребень, лежащий у зеркала.
Никакого эффекта. Причесавшись для отвода глаз, я усложнила опыт, переложив чеснок в руку. Очевидно, я неправильно его держала, потому что он опять не подействовал. Во дворе я внимательно оглядела целеб¬ный корнеплод. Снаружи у него не было никаких изъ¬янов, вероятно, что-то испортилось внутри. Я выбрала самый подозрительный зубок, расплющила каблуком и изучила плачевный результат. М-да, более качественного чеснока я в жизни не встречала. Быть может, на вам¬пиров действует именно давленый чеснок? Принеся себя в жертву науке, я тщательно разжевала один зубок, после чего у меня возникло страшное подозрение, что един¬ственный вампир в Догеве — это я. Благоухая чесноком и стараясь не вдыхать выдыхаемое, я подошла к Крине и, невинно глядя ей в глаза, спросила, не нуждается ли подопытная домохозяйка в моей посильной помощи.
Она нуждалась, да еще как. Соус к мясу по-догевски уже кипел, а чеснок для него забыли почистить, и теперь Крина разрывалась между печью и разделочной доской, усыпанной зубками.
Что ж, отрицательный результат — тоже результат. Не без труда избавившись от чесночного привкуса во рту, я перешла ко второй серии опытов. На сей раз я ударилась в оптику. Отражаются ли вампиры в зеркалах? В комнате на створке шкафа висело зеркало средних размеров, оправленное в деревянную рамку, но я не видела, чтобы Крина в него смотрелась. Возможно, зер¬кало повесили специально к моему приезду. Я сняла его с гвоздя. На створке остался темный невыгоревший круг. Значит, давненько оно здесь обретается. Но для каких целей? Подкрашивать невидимые губы? Выщи¬пывать невидимые брови? Я села спиной к кухне и по¬ставила зеркало на колени. Большую часть сверкающего овала занимала моя унылая физиономия со следами раз¬гульного образа жизни. Я переместила зеркало повыше, одновременно отклоняясь в сторону, и в зеркале поя¬вился угол печи. После долгих усилий, едва не вывихнув шею и руку, я охватила наблюдением всю кухню. Чеснок лежал на столе. Заслонка печи была отодвинута, из по¬лукруглого устья шел белый сладковатый дым. У меня засосало под ложечкой. Крина действительно не отра¬жалась в зеркале. Не оборачиваясь, я слышала, как она возится н'а кухне, шурша платьем и негромко напевая ритмичную песенку. Мне стало как-то не по себе (это очень жутко — находиться в одной комнате с невидим¬кой), и я украдкой оглянулась через плечо. Увиденное повергло меня в ужас. Кухня была пуста, а пение и шорохи не стихали ни на минуту. Я застыла в обнимку с зеркалом, как василиск, узревший свое отражение.
Доведя меня до предынфарктного состояния, хозяйка вышла из-за печи со сковородой наперевес. Я пытливо заглянула в темные глубины зеркала. Еще один вели¬колепный миф был развеян.
С улицы донесся восторженный ребячий визг, жен¬ская брань — очень выразительная, и сразу несколько голосов, взрослых и детских, на разные лады прокричали мое имя. Бросив зеркало на кровать, я через окно вы¬скочила во двор.
Моя бесценная, привередливая кобылка с аппетитом жевала какую-то тряпку, не обращая ни малейшего вни¬мания на растрепанную женщину, с руганью оспари¬вавшую свое право на эту чем-то дорогую ее сердцу вещь. По отдельным репликам-выкрикам я догадалась, что еще пять минут назад тряпка была парадным фар¬туком и, выстиранная, висела на веревке возле сосед¬ского дома. Ума не приложу, как Ромашка на него по¬льстилась. До сих пор я не замечала за ней пылкой страсти к стираному белью. Бывшая владелица фартука заметила меня и перенесла свой праведный гнев с ло¬шадиной головы на человеческую. Да, я плохо привязала лошадь. Да, я ее не кормила с утра. Но зачем же так ругаться?!
Увидев меня, Ромашка выплюнула фартук с таким видом, словно затеяла весь этот спектакль исключите¬льно мне в назидание. Соседка изучила плачевный ре¬зультат, швырнула фартук мне в лицо и, не стесняясь в выражениях, сообщила, сколь невосполнимый ущерб она понесла из-за моего головотяпства. Я погладила фар¬тук ладонью, шепча формулу, и вернула его хозяйке целым и невредимым, но для нее смириться с потерей ущерба было труднее, чем с самим ущербом. Однако, как говорится, мир не без добрых вампиров: на мою защиту встали соседи, наблюдавшие за разворотом со¬бытий. Скандалистка подобрала фартук и, все еще ворча, удалилась.
— Не обращай на нее внимания, детка,— посоветова¬ла подошедшая Крина.— Она полукровка. Наполовину вампир, наполовину тролль. Ты же знаешь, какие они сварливые.
Да, больших охальников, чем тролли, не сыщешь. С ними могут тягаться разве что рыночные торговки из человечьего племени. И тем не менее тролли считаются куда менее опасными существами, чем вампиры, и по Школе тайком, под партами, из рук в руки ходит «Крат¬кий сборник ругательств, используемых троллями». Так вот, в том «Кратком» ругательств больше, чем в чело¬вечьем «Полном». Есть и такой. Читала. Потому как судьба часто заносит практикующих магов в такие места, обитателей которых без этих двух справочников и не поймешь...
— Отвела бы ты ее в табун, деточка,— сочувственно
сказала Крина, глядя на мое огорченное лицо,— Лоша¬дям в центре города не место.
— А где это?
— Пятая тропа на северном кресте.
Я поподробнее расспросила Крину насчет табуна. Ло¬шади, оказывается, пасутся за пределами города, за ними следит пожилой табунщик с помощниками, и, если кому-нибудь срочно требуется лошадь, идут к нему. Впрочем, лошади городскими жителями практически не используются. Так, съездить к родственникам в деревню, перевезти что-нибудь тяжелое и тому подобное. В пре¬делах города вампиры перемещаются пешком.
— А просто так, для души, никто не заводит лошадей?
- Заводят, конечно, и для души, и для тренировок, только это опять к табунщику. Практическим коневод¬ством занимаются в сельском секторе — это ближе к границе. Оттуда же на лошадях доставляют продукты. Я поблагодарила Крину, оседлала Ромашку и трях¬нула поводьями, демонстративно игнорируя полутроллиху, спешившую к фонтану с двумя ведрами на расписном коромысле.
Поделиться102008-09-29 10:03:52
Глава8
Сначала я заметила табун, а уж потом Ромашка чуть не раздавила копытом крутое куриное яйцо, лежащее на салфетке вместе с луковым пером, хлебом и тряпицей с солью. Всем этим как раз собирался подзакусить та¬бунщик, расположившийся на обед в куще высокого гривастого ковыля. Я спешилась и вежливо осведо¬милась, не нанесен ли яйцу непоправимый ущерб, на что табунщик расхохотался добродушным баском и объ¬явил, что его яйца в порядке и поступают в мое полное распоряжение. Я смутилась, он развеселился еще боль¬ше. Я знала этот тип стареющих мужчин; для них самое большое удовольствие — вогнать в краску молоденькую девицу. Табунщик, как и все вампиры, был возмутите¬льно молод, и его слова можно было бы принять за чистую монету, но я уже привыкла определять возраст догевцев по глазам, умным и наоборот. У табунщика были очень умные глаза. Я присела, взяла яйцо и тюк¬нула тупым концом о торчащий из травы камень.
— Вольха, правильно? — неспешно осведомился та¬бунщик, обмакивая в соль четвертушку луковицы.
- Угу... — Я осторожно укусила яйцо. К моему об¬легчению, оно было без «соплей», сварено «в мешо¬чек».— А вы?
- Рен. Просто Рен. Лошадку привела?
Я снизу вверх оглядела Ромашку.
— Да, как ни странно, это действительно лошадка.
А я почему-то думала, что ослица.
Ромашка неодобрительно фыркнула и потянулась к разложенным на салфетке ломтям хлеба. Я сорвала длин¬ную травинку с тяжелым колоском на конце и вытянула Ромашку поперек храпа. Лошадь, чихнув, отступила.
— Нельзя ли оставить ее на ваше попечение? Она у меня мошенница жуткая. Никогда не знаешь, что ей взбредёт в голову. Вон фартук с утра сжевала...
- С характером, в хозяйку,— беззлобно пошутил та¬бунщик.— Расседлывай, чего уж.там. Пусть пасется вме¬сте с табуном.
- А если она мне понадобится? Она ведь такая, за¬хочет — дастся в руки, а не захочет — махнет хвостом, и ищи ее в чистом поле.
— Поймаем,— успокоил меня Рен.— Лошадки у нас спокойные, может, перевоспитают твою капризницу.
Табун как раз приметил новенькую. Кобылицы де¬монстративно фыркали, жеребцы заинтересованно рыли землю копытами. Их было штук пятьдесят — рослых, поджарых, ухоженных лошадей неизвестной мне поро¬ды: длинноногие, изящные, под блестящей шкурой ко¬мьями перекатываются мышцы. Большинство — темно-рыжие, ровного окраса, пятнистых нет ни одной, но попадаются и вороные, и светлые.
Ромашка напряглась, вздернула хвост и тоненько, жалобно заржала.
Из табуна выделился снежно-белый, широкогрудый и массивный жеребец. Подозрительно оглядевшись по сторонам, конь зарысил к нам, высоко поднимая ноги. Я быстренько расседлала Ромашку, сняла узду. По ло¬шадиной спине прокатилась волна дрожи. Жеребец оста¬новился в сорока локтях,, недоверчиво раздувая крап¬чато-розовые ноздри.
— Ну иди, что ты жеманишься? — Я шлепнула Ро¬машку по крупу.
Неодобрительно махнув хвостом, она перебрала тон¬кими ногами и застыла, трепеща ресницами, как девица на выданье. Жеребец призывно заржал. Кобыла опустила голову и разок-другой щипнула плешинку белого кле¬вера. Кавалер набрался смелости, приблизился к Ро¬машке вплотную и, вытянув шею, коснулся ее уха шел¬ковистой мордой. Звонкое, сердитое ржание всколых¬нуло пряный луговой воздух. Табун раскололся узким коридором, по которому промчался здоровенный, злю¬щий вороной жеребец и, не пригасив галопа, врезался белому в бок. Взметнувшись на дыбы, жеребцы сошлись в нешуточном поединке, кусаясь, лягаясь и яростно виз¬жа. Ромашка воодушевленно внимала, изредка подбад¬ривая драчунов мелодичным ржанием.
Рыцарский турнир проходил с переменным успехом, но белый неожиданно струсил и, оставив в зубах у во¬роного клок гривы, пустился наутек.
Победитель зарысил было вдогонку, но дезертир уле-петывал, как заяц, и вороной мало-помалу замедлил шаг. Постояв в раздумье, он презрительно заржал трусу вослед и вернулся к табуну, демонстративно игнорируя очаровательную причину конфликта. Сорвав еще пучок клевера, моя кокетливая кобылка неспешно побрела вслед за вороным. Жеребец замедлил шаг, и вскоре они паслись бок о бок, переглядываясь, как заговорщики.
- Жалко,— со вздохом протянула я, отводя взгляд.—
И чем ей белый не понравился? Такая бы красивая пара вышла...
- Видать, не в масти дело,— развел руками табун¬щик.
— А чей это жеребец?
— Вороной? Повелителя.
В голубом небе над нами парил коршун. Короткохво¬стый и самоуверенный, он скользил на распростертых крыльях по восходящему потоку воздуха. По траве бе¬жала размытая серая тень. Табунщик, прикрыв глаза рукой, с умеренным интересом следил за птицей.
- А вы умеете... летать? — задала я давно мучивший
меня вопрос.
Боги не обделили табунщика чувством юмора.
— Смотря откуда спрыгнуть.
Я попалась на удочку:
— Ну, скажем, вон с той осины?
- Аршинов десять пролечу.
- По ветру или против?
— Поперек.
— Значит, все-таки не умеете? — не отставала я.
- Крошка, ну подумай — далеко на этом улетишь? - Рен распахнул крылья, и меня осенило тенью. По форме и размерам крылья напоминали две треугольные про¬стыни, укрепленные на мачтах. Я робко ощупала эти приспособления. Да, на таком не полетаешь. Кости вы¬тянутые, сплющенные, ненадежные. Самая толстая, пле¬чевая — с основание большого пальца, конечные фа¬ланги тонюсеньких, расходящихся веером косточек-жилок вообще хрящевые, прогибаются от самого легкого ветерка, кожа тоненькая, пигментированная до черноты. Вот вам еще одна загадка — зачем вампиру крылья, хлип¬кие и ненадежные сооружения, на которых нельзя даже планировать — порвутся, как бумажный зонтик?
Когда я налюбовалась крыльями, табунщик сложил их двумя компактными валиками на спине. Большин¬ство вампиров носило крылья полуразвернутыми, и я даже не представляла, что в случае необходимости их можно так аккуратно упаковать. Набросить куртку, плащ— никто и не догадается, что перед ним вампир.
То-то мода на плащи не проходит...
Я поблагодарила и встала, отряхивая крошки со штанов.
Дорога к табуну заняла у моей лошадки около пят¬надцати минут. Бежала она вроде бы трусцой, но не слишком резвой. Если Ромашка не в духе, она умудря¬ется галопировать... на одном месте, перебирая ногами, как белка в колесе. Как ей удается проделывать подоб¬ное, уму непостижимо. Случалось, меня обгоняли удив¬ленные побирушки на костылях; и в то же время я искренне верила, что лошадка резво несется вскачь. Со временем я наловчилась выверять скорость по мельте¬шению обочин и провести меня было не так-то просто. Так вот, обратный путь не мог отнять больше получаса пешедралом. По пути к табуну я честно придерживалась тропы из опасения заблудиться, но дорожка оказалась на редкость извилистой, словно в незапамятные времена ее проложили два пьяных вампира (временами тропа раздваивалась). Парящему в небе коршуну она наверняка казалась зигзагообразной.
И я решила вытоптать новую тропу, срезая углы ста¬рой. Зря я это сделала... Примерно через час я уже ни на что не надеялась и окончательно пала духом, то есть пыталась определить север по бородам мха на повален¬ных стволах. Источником моих злоключений послужил «эффект черновика». Для новичков в теоретической ма¬гии поясняю: «эффект черновика» — искажение плос¬кости пространства, скомканного, как исчерканный лист. Тропки на самом деле являлись как бы пересе¬кающимися линиями сгибов, кратчайшими путями из одной точки в другую. А между ними находились «горбы» смятой реальности. Чтобы представить себе их масштаб, сравните гладкий лист тонкой гербовой бумаги локоть на локоть... и шарик величиной с лесной орех, до раз¬меров которого этот лист можно скомкать. Свернув с тропы, я как бы расправила шарик и теперь могла на¬ходиться в любом углу листа... и блуждать по нему до полного одичания. Мрачная перспектива. Искажение пространства внешне никак не проявляется, но уж я-то, магичка, могла бы почувствовать изменения в течениях подземных энергетических линий. За все надо платить, за глупость тоже. Когда-нибудь кто-нибудь да найдет мой унылый скелет, проросший незабудками. Пока же приходилось влачить скелет в себе, и он казался чересчур тяжелым для усталых ног.
Я присела на пенек, и мне ужасно захотелось пирожка с повидлом. Я ничем не могла объяснить это странное желание, но оно все усиливалось. Вот тебе и Догева, вот тебе и пирожок с начинкой. Ее, наверное, быстрее обойти по периметру, чем насквозь, лесом. Кстати, именно незначительные размеры Догевы спасают вам¬пиров от территориальных войн с людьми. «Не стоит связываться из-за пяти квадратных верст»,— думают ко¬роли, обеспокоенные демографическим взрывом. А из-за пятидесяти? Пятисот? Да бог его знает скольких. Свер¬нутое пространство непредсказуемо. Муравьи тоже. Пока я мечтала о пирожках, они коварно напали с тыла, поднялись по высоким сапогам, рассредоточились в раз¬ных частях моего тела и по сигналу кинулись в атаку. Стараясь не поддаваться панике, я торопливо стряхивала рыжих тварей, норовивших прогрызть меня насквозь. И угораздило же меня прикорнуть на муравьиной тропе, в пяти локтях от внушительной груды из игл и сухих листиков, неприятно переливающейся от копошения не¬сметного воинства!
Догевский лес славился не только муравьями — му¬хоморы и волки в нем тоже не переводились. Второй появился среди первых как привидение. Невероятно, сказочно, снежно-белый зверь опирался передними ла¬пами на поваленный замшелый ствол, наклонив лоба¬стую голову и насторожив уши. Черный влажный нос с интересом принюхивался... ко мне. Меня немного усг покаивали только две вещи — он был один и далеко. А еще я припомнила, что летом волки не нападают, и стала раздумывать, как бы потактичней ему об этом сообщить. Волк облизнулся, показав розовый здоровый язык. Для сытого он был слишком любопытен, да и на язвенника-вегетарианца тоже не походил. А других при¬чин, препятствующих моему съедению, у него вроде бы не было. Мухоморы и поганки, как солонки и перечни¬цы, красиво сервировали лужайку. Морда волка рас¬плылась в довольной ухмылке, зверь вскочил.на ствол. Здоровенная скотина, с теленка. Интересно, как в такой ситуации повела себя та девочка, с гобелена? Наверняка плохо кончила.
- Вы не подскажете, где здесь дорога? — громко
спросила я, буравя волка взглядом. Тот сомкнул челюсти,
удивленно клацнув зубами.— Вы вообще местный?
Волк на всякий случай вильнул хвостом.
- Вы не боитесь гулять в одиночестве? Тут, говорят, вампиры водятся.
Волк издал нечто вроде нервного «Грр-х-ха» и спрыг¬нул со ствола. Слава богу, по ту сторону. Встряхнулся, словно ввинчиваясь в поток воздуха — морда уже оста¬новилась, а хвост только набирает обороты. У меня ме¬лькнула мысль: а что, если передо мною пресловутый монстр? Волк укоризненно покосился в мою сторону. Правильно. Я бы на его месте тоже не признавалась. За спиной что-то хрустнуло, я вздрогнула и оглянулась, застав катящуюся по земле еловую шишку. Я торопливо повернулась обратно к волку, но того уже и дух простыл. Боязливо подкравшись к стволу, я разглядела четкие следы когтей на цветастом лишайнике.
Сразу за стволом начиналась дорога. Начиналась из ниоткуда, словно змея, хвост которой прищемило упав¬шее дерево. От волка осталось три отпечатка в пыли -либо он провалился сквозь землю, либо вознесся на небеса живьем.
Воздав хвалу как богам, так и мракобесам, я перелезла через ствол, пачкаясь в зеленой плесени. Выбора у меня не было — дорога вела на северо-восток, то есть не могла быть одним из лучей Креста. Как еще попасть в центр Догевы, я не знала. Оставалась слабая надежда на сли¬яние дороги с Крестом или встречу с местным жителем, которая состоялась сразу за поворотом.
Незнакомка живо напомнила мне грача. Черный плащ, черный комбинезон — глухой, под горло, черные сапоги, черная сумка на длинной перекрученной лямке болтается на правом плече. И красота какая-то черная, зловещая: хрупкое бледное лицо, словно ее только что выпустили из склепа, заостренный нос, черные глаза, из-под ка¬пюшона выбиваются пышные черные локоны. Единст¬венное яркое пятно — неестественно алые губы, кото¬рые девушка периодически покусывала. В общем, зау¬рядная вампирка. Она стояла на четвереньках в метре от обочины и целеустремленно ковыряла твердую лес¬ную землю заостренным железным совочком. Вряд ли грачеподобная красотка занималась поисками дождевых червяков. Нет, она рылась в земле с таким воодушевле¬нием, словно откапывала клад или гроб. Пораскинув мозгами, я остановилась на отвергнутом варианте, ибо девушка, отбросив лопату, уже обеими руками тянула из земли нечто напоминающее червяка-переростка. По¬дергав с одной стороны, девушка обежала яму и возоб¬новила свои титанические усилия. Червяк извивался, упирался и хлестал ее хвостом по лицу. Я решила вме¬шаться:
— Эй, помощь нужна?
- А ты как думаешь? — неожиданно свирепо рыкнула вампирка.— Подкапывай ее, быстрее, а то уйдет!
Приглядевшись, я узнала махровый корень червец-травы. Сжимаясь и пульсируя, он норовил проско¬льзнуть между пальцами и скрыться под землей. Я начала торопливо отгребать землю от корня, одновременно ухватившись за него в помощь вампирке. Можно было и обрубить корень, но остаток все равно погибнет, а каждый его вершок ценится на вес золота, входя в состав множества зелий, отваров и декоктов. Червец-трава не так уж редка, да вот изловить ее знахарю не легче, чем пешему человеку — зайца. Одно-двухсаженное корне¬вище оканчивается невзрачным побегом с зеленоватым цветочком на конце, который при малейшей опасности «ныряет» в землю и пережидает там смутные времена.
Вдвоем мы сумели осилить несговорчивую травку. Извлеченная из земли, она обмякла, как лисий хвост на воротнике у дородной купчихи.
- Спасибо, малышка,— небрежно обронила девуш¬ка, запихивая свернутый кольцом корень в холщовый мешочек, а мешочек — в черную сумку.
«Деточка», «крошка», «малышка» даже от коллеги-Травницы... С четырнадцати лет на «ты» меня называли только одноклассники и Учитель. А здесь все как сго¬ворились. Словно мне не восемнадцать, а восемь лет. Или оценка идет в соответствии с интеллектом? Тогда мне, пожалуй, семь...
— Всегда к вашим услугам, бабушка,— язвительно сказала я.
Мы встретились глазами. Девушка недоуменно сдви¬нула брови:
— Как ты меня назвала?
- А ты?
Вампирка потерла лоб и вздохнула:
- Но... ах да, ты же человек. Тогда извините, девушка.
Излишняя официальность меня тоже коробила:
— «Ты» можешь оставить, как-никак коллеги.
- Что?
- Ну, я магичка,— беспечно пояснила я, не обращая внимания на вытянувшееся лицо собеседницы.— Не Травница, правда, но общее травоведение на «отлично» сдала.
Похоже, старминская высшая Школа не внушала до¬верия местным специалистам.
— Опять?! — визгливо охнула девушка, роняя сумку.
— Что — опять?
— Он совсем спятил!
- Кто?!
— Мало ему проблем, теперь еще заклеймят детоу¬бийцей! — Вампирка осеклась, столкнувшись взглядом с кустом черемухи. Там, мне показалось, мелькнуло что-то белесое, но точно поручиться не могу, потому что черемуха отцветала и была белесой сама по себе.
— А, ну тогда ладно,— облегченно вздохнула девуш¬ка, постепенно успокаиваясь.— Я уж подумала, что ты одна.
— А кто второй?
— Может, сначала познакомимся? — увильнула от от¬вета та.— Меня зовут Келла.
— Просто Келла,— окончила я за нее.— Мне, я ду¬маю, представляться не надо. Хотя до сих пор не могу понять, почему.
— Телепочта. Она опередила тебя на два дня. Стран¬но, что я не узнала тебя сразу.
- Неужели так трудно узнать в человеке — человека?
— В Догеве много людей,— возразила Келла.— Я немогу знать всех в лицо. И вообще, в наших лесах можно встретить кого угодно — те, кого вы называете «разум¬ными расами», не чураются вампиров, в отличие от вас, людей.
При слове «людей» я сразу представила сырое под¬земелье, груду скелетов, пыльные склянки для крови, ржавые клети и прочие атрибуты темницы, где содержат доноров. То, что люди согласятся жить в Догеве доб¬ровольно, мне просто в голову не приходило,
— А почему тогда я никого из них не видела? — с опаской спросила я, ожидая чего-то вроде «Сейчас увидишь!», и что меня потащат и запрут вместе с остальными в антисанитарных условиях склепа.
Келла заметно смутилась и не только никуда меня не потащила, но, кажется, сама захотела убраться по¬добру-поздорову.
- Они... э-э-э... В городе их уже нет. А вот ближе к границе...
Она окончательно смешалась и замолчала. Я поду¬мала, что если какие-то люди и живут в Догеве, то только потому, что в человеческие города их не пускают — стражники у ворот более-менее придерживаются четких указаний на этот счет: «Побирушек и юродивых гнать в три шеи».
Я прогулялась до куста черемухи. Так я и знала!
— Здесь был волк,— непререкаемым тоном заявила я, растирая между пальцами кусочек влажной глины, выколупанный из глубокого следа.
— Кто? — насторожилась Травница.
— Волк, волк. Белый такой, морда смазливая,— уточ¬нила я,— Ваш знакомый?
Травница пошла лишаистыми пятнами.
— Н-нет.
- А к-кто т-тогда? — Я не хотела ее дразнить, чисто машинально подладившись к собеседнице.
— Не твоего ума дело,— грубо отрезала Келла, вски¬дывая лямку сумки на плечо.
— Не уходите от ответа!
—Я вообще ухожу.
С этими словами она сделала шаг в сторону и исчезла, растворившись в воздухе. Кажется, я ей не понравилась. Когда тебя засасывает смятая реальность, ты этого не замечаешь, а вот психическое здоровье окружающих мо¬жет серьезно пострадать. Я поэкспериментировала, по локоть запуская руку в разрыв пространства и любуясь ровненькой культей. Игра в «эффект черновика» окон¬чилась крепким рукопожатием. Я взвизгнула и выдер¬нула руку — ее не удерживали, но выпустили с неохотой. На ощупь мой рукоприкладчик никак не мог быть Кел-
лой; его ладонь показалась мне большой и шероховатой, а само рукопожатие — энергичным и отрывистым, то бишь мужским. Потирая руку о штаны, я изучила ничем не примечательный столб воздуха, сквозь который туда-сюда порхала мошкара. А если он захочет продолжить знакомство?!
Скрип телеги, выехавшей из ничего прямо за спиной, заставил меня подпрыгнуть. Две лошадки, пегий корен¬ник и каурая пристяжная, позвякивая бубенцами на сбруе, попытались меня обогнуть, завернув оглобли к обочине. Железные крепления заскрипели, и возница, беззлобно выругавшись, натянул вожжи. Лошадки по¬слушно остановились. Коренник мотнул головой, отго¬няя назойливого слепня.
- День добрый, дева молодая! — раскатистым речи¬тативом протянул возница, спрыгивая на землю.— Что потеряла ты в чащобе?
- Да вот, стою и размышляю.
- И получается?
— Еще бы! А вы поэт?
— В душе, но вечно. Мой разум рифмами наполнен - могу слагать их бесконечно, а после и строки не вспомню.
- А как мне выбраться отсюда? Я заблудилась и уста¬ла. Вы не поможете мне, сударь?
— Конечно. Но скажи сначала — ты не встречала здесь брюнетку в одеждах цвета зимней ночи? Ищу с утра сию кокетку...
— Она ушла.
— Давно?
— Не очень.
- Ох чтоб ей! Все ее видали — кто раньше, кто позд¬ней, но все же. Следы ее в лесу пропали. О, кто же мне теперь поможет?!
— А что случилось?
- Зуб, мерзавец. Все ноет, ноет, как старуха. А чуть его коснется палец, стреляет от щеки до уха.
- Откройте рот. Не закрывайте.
— Жашем?
— Молчите, я магичка. Да, воспален. Не унывайте.
Я сейчас попробую... Отлично! У вас, любезный, нерв
.застужен. Зуб с корнем надо бы вам вырвать. Скажите,
он вам очень нужен?
- Ый!
На лбу у добровольно-принудительного пациента вы¬ступили мелкие капельки пота. Я тем временем раз¬мышляла, где бы это мне добыть челюсть, а лучше пол¬ный череп вампира для школьного музея. Клыков было четыре — длинные верхние (добрых полвершка) и ко¬роткие нижние, вполне допустимые даже для человека. Остальные зубы почти ничем не отличаются от челове¬ческих, разве что ослепительно белым цветом, столь редким среди моих соплеменников. Два моих пальца лежали на внутренней стороне десны, свободной рукой я прикрыла щеку пациента и попыталась создать между пальцами обеих рук круговой поток теплых лучиков. Зрачки вампира удивленно расширились. Под заговором обычно подразумевается невнятное бормотание над бо¬льным органом, отвлекающее внимание пациента от соб¬ственно волшбы. Существуют сотни «бормоталок» типа: «Я пойду, пойду в поле, сорву полынь, полынь горькую, заварю зелье, зелье терпкое, помешаю ложкой, ложкой дубовою... и т.д. и т.п.», вызывающих благоговейный тре¬пет у пациента, что позволяет глубже запустить руку в его кошелек. Чем глупее «бормоталка», тем глуше и не¬разборчивей голос врачевательницы — например, одна моя коллега с факультета Травниц перечисляла себе под нос неправильные глаголы на языке троллей, который вообще-то певучий, но сплошь непристойный, ибо все глаголы образованы от непечатных существительных.
Я ограничилась беззаботным, не слишком мелодич¬ным посвистыванием. Сначала «лучики» как бы застре¬вали в челюсти; я чувствовала их трепыхание в кончиках пальцев, когда пыталась сосредоточиться на непрерывном потоке. Но через пару минут дело пошло на лад. Я при¬остановила лечение и осторожно потрогала десну.
— Больно?
- Ы-аю!
- Да или нет? — Я убрала руки, вампир закрыл рот
и брезгливо облизнулся. Потом осторожно щелкнул зу¬бами, потрогал пальцем щеку.
-Ну?
— Я исцелен! — неожиданно возопил он.— Сверши¬лось чудо! Мое блаженство бесконечно! Скажите, кто вы и откуда? Я ваш покорный раб навечно!
— Меня зовут Вольха.
— Знаю, это так, для рифмы,— отмахнулся горе-сти¬хоплет.
- До города далеко?
— Верста, поди, с немалым гаком... Почту за честь везти в Догеву магичку доблестную... хм... маком... бра¬ком... раком... Тьфу, в общем, влезай на телегу!
Коренник до скрипа налег на оглобли, телега вы¬правилась, и пристяжная нехотя натянула постромки. Как оказалось, до города оставалось всего ничего -если, конечно, знать короткую дорогу по «сгибам».
Вампир довез меня до самого фонтана и долго, гром¬ко, велеречиво и в рифму расхваливал на глазах у Ста¬рейшин, остолбенело таращившихся на нас с крыльца Дома Совещаний. Рифмоплет ораторствовал около по¬лучаса, собрал вокруг себя сотенную толпу и в поте лица втолковывал ей, какая я добрая, отзывчивая и уме¬лая знахарка. Пережарившись в лучах славы, я затесалась в толпу и улизнула домой.
Там меня ждали Крина и пирожки... с капустой. Га¬дость.
Поделиться112008-09-29 10:04:16
Глава 9
Вздремнув часок-другой после обеда, я вспомнила о настоящей цели своего приезда. В конце концов, я уже почти сутки в Догеве, а тварь все не торопится с визитом. Может, ждет, пока я организую ей достойную встречу?
Отыскав кузницу по толстой струе черного дыма, я заглянула под навес. В глубине стояла наковальня, зло-
веще коптили угли и пузатые меха протянули к горну свои стальные рыла. Повсюду какие-то железяки, об¬резки, куски оплавленного металла. Сам кузнец, черный от копоти, как исчадие ада, размеренно плющил молотом раскаленный добела прут. Я поздоровалась, он обер¬нулся, кивнул, передал прут и молот помощнику и по¬дошел ко мне. Я без лишних слов сунула ему меч.
Повертев в руках сие грозное орудие, кузнец недо¬уменно поинтересовался, во что я хочу его перековать. Я объяснила, что меч нужно не перековать, а заточить и сбалансировать. Опущенный в воду прут громко за¬шипел. Кузнец уставился на меня с таким удивленным видом, словно я привела подковать дохлую лошадь.
- Ты уверена? - на всякий случай переспросил он.— У меня большой выбор готового оружия.
— Не стоит. Почините этот.
— Сделаю, что смогу,— неуверенно пообещал он, плашмя похлопывая лезвием по ладони, как палкой сы¬рокопченой колбасы.
- Это не простой меч. Твердый сердечник обшит серебром, а потом уж — ковкой сталью.
— А, понятно-понятно.— Судя по скептическим нот¬кам в его голосе он решил, что я пыталась выдать дохлую лошадь за спящую.
— Когда он будет готов?
- Денька через три.
— А нельзя ли к сегодняшнему вечеру?
— Постараюсь.— По его лицу можно было прочесть, что даже месяц ковки и балансировки не поможет этой жалкой железяке стать мечом.— Девушке твоей комп¬лекции больше подошел бы гворд.
— Что-что?
— Сейчас покажу.— Кузнец целеустремленно про¬шелся вдоль длинного стола с готовым оружием и выбрал из кучи железяк что-то длинное и тонкое.— Вот, взгляни. Женская модель, облегченная и с надежным предо¬хранителем.
В руках у меня оказалась полированная палка локтя три с гаком. Вернее, посох с изогнутой рукояткой в виде длинной волчьей морды с хищно прижатыми уша¬ми. В глазницах зверюги поблескивали кусочки полу¬прозрачного янтаря.
- Тяжеловатый для деревянного,— заметила я, взве¬шивая посох в руке.— Он что, со свинчаткой в набал¬дашнике?
Вампир только хмыкнул.
- А ну, дай-ка,— пробасил он, забирая посох.—Учись, малышка!
Взяв гворд в левую руку, кузнец правой рукой по¬вернул волчью голову против солнца. Сместившись на четверть оборота, она раззявила пасть, полную костяных зубов, и одновременно с этим из противоположного кон¬ца трости выскочило трехгранное светлое лезвие двух пядей в длину. Сделав выпад, вампир отступил на шаг и имитировал защиту, держа гворд в вытянутых руках параллельно земле.
- Неплохо, а? — Кузнец крутанул рукоятку, и лезвие исчезло.
— Для того, кто владеет техникой боя,— скептически заметила я.
- Главное - элемент неожиданности,— заспорил кузнец.— Гворд — что-то вроде национального оружия, за пределами Догевы используется крайне редко. Поэтому нападающий, как правило, бывает ошарашен -он-то рассчитывал на безоружную жертву. А что может быть безобиднее посоха?
- Нож, спрятанный за голенищем.
— Ты сможешь ножом остановить бешеную собаку? Рысь? Медведя?
-А зачем мне останавливать медведя? Главное, са¬мой не останавливаться,— хмыкнула я, присматриваясь к посоху уже с большим уважением.
- Хорошо. А упыря? Допустим, идешь ты по темному лесу, глядь — упырь.
- Здравствуйте! — жизнерадостно отозвалась я.
— А это невоспитанный упырь. У него в брюхе урчит.
- Ну, не знаю,— растерялась я. Магией упыря можно только остановить. Но убивать, к сожалению, прихо¬дится вручную.— Нож, конечно, слабоват. Но гворд еще хлипче. Лезвие короткое, узкое, проворачивать беспо¬лезно. Упырь даже не почувствует.
- Разве? — ухмыльнулся кузнец, приводя гворд в ра¬бочее состояние.— А если вот так?
Под навесом стояла старая рассохшаяся колода. Лез¬вие вошло в ее гниловатый бочок, как в масло. После удара осталась неприметная дырочка, шириной пальца в три. Кузнец пнул колоду ногой, и она... рассыпалась двумя тонкостенными половинками и кучей щепок. Я подняла одну, рассмотрела. Трухлявая, конечно, но уж не податливей упыря.
- Впечатляет,— признала я.— Можно взглянуть по¬ближе?
Лезвий было не одно, а целых три. Они прижимались друг к другу, как тычинки в бутоне. Малейшее сопро¬тивление острию приводило в действие скрытую пру¬жину, и тычинки расходились. Удар в грудь мог разорвать сердце на куски, в живот — превратить внутренности в кашу. За широким венчиком из лезвий легко входил «стебелек» — деревянная часть трости. Да, от него ца¬рапиной не отделаешься, дай бог обратно вытащить.
— Когда вытягиваешь, лезвия механически сжима¬
ются,— прокомментировал кузнец, явно гордясь своей
работой.— Ну, что ты теперь о нем думаешь?
— Гадость,— честно созналась я.
— Как хочешь,— обиженно поджал губы кузнец.— Но с мечом против гворда выходить не советую.
— А что, кто-то собирается нападать на меня с гвордом?
Но кузнец уже развернулся и ушел к горнилу. Ка¬жется, мое пренебрежение к национальному оружию огорчило его кровожадную душу.
Отделавшись от меча, я вернулась на площадь и с удивлением обнаружила там ярмарку, причем в самом разгаре. Обычно торжища устраивают по утрам. Может,
для вампиров вечер — как утро? Но они и днем бодр¬ствуют...
Торговали с телег, в основном снедью и готовым платьем. Приценившись там-сям, я осталась довольна — купцы запрашивали по-божески, на порядок ниже, чем в Стармине. Разжившись здоровенным персиком, по¬тянувшим на полтора фунта, я неспешно прошлась вдоль рядов — их было всего два, но зато длинных, кольцевых, по периметру площади. Половина купцов оказались местными, крылатыми, но были тут и гномы с их не¬изменными мечами, шеломами и кольчугами, эльфы, торгующие воздушными тканями, легкими тугими лу¬ками, безделушками из полудрагоценных и поделочных камней, парочка дриад с лотком эликсиров да горластый леший, рекламирующий накладные усы и бороды. Сия растительность густо покрывала его собственную фи¬зиономию, начинаясь от бровей и уходя куда-то под кожух. К моему удивлению, покупатели если не толпи¬лись у прилавка, то по крайней мере не иссякали, се¬рьезно примеряя гирлянды колючих волос. Я уже знала, что природа лишила вампиров ежеутреннего ритуала на¬мыливания и сбривания, то есть ничего, пышнее бровей и ресниц, на их лицах не произрастало. Им бы радо¬ваться, так нет же. Может, в студеную зимнюю пору у них подбородки мерзнут? Но закупать в начале лета волосяные изделия — чистое безумие... только не с точ¬ки зрения моли. Неужели последний писк моды — битая молью борода?
Потолкавшись у прилавка и шутки ради примерив огромные рыжие усы, я подслушала разговор двух вам¬пиров, из коего следовало, что они собираются в бли¬жайшем времени посетить Камнедержец на предмет эк¬скурсии и налаживания деловых отношений с неким Селиваном Дражней, представляющим гильдию оружей¬ников. Интересно, какой процент непотребно заросших мужчин в плащах, околачивающихся на постоялых дво¬рах Стармина, только маскируется под людей? Береги¬тесь, граждане, они среди нас... Чего нельзя сказать о нас среди них. Ни одного, повторяю, ни одного торговца или покупателя человека я на привозе не заметила. Оста¬льные расы сосуществовали на равных, торговались, били по рукам и обмывали сделки темным пивом из бочек, привезенным на продажу пивоваром-вампиром. Я присмотрела себе светло-салатовое шелковое платье с тонкой вышивкой на груди, но колебалась, прикиды¬вая, хватит ли оставшихся денег на обратную дорогу.
— Выбрала что-нибудь, деточка? — услышала я зна¬комый голос моей домохозяйки.
Я как раз пришла к выводу, что покупка платья вы¬льется в диету из черного хлеба и воды, после которой я значительно похудею и платье будет сидеть на мне еще лучше.
- Хорошенькое платье, верно?
- Хорошенькой девушке все к лицу,— улыбнулась Крина. Из корзинки, которую она держала на согнутом локте, топорщились зеленые луковые перья. Рваноухий волк следовал за Криной по пятам, но прогулка в толчее ног и копыт явно не доставляла ему особого удоволь¬ствия. Вот и сейчас он тоскливо смотрел на Крину, неторопливо шествовавшую вдоль рядов.
После ее слов платье удвоило свою притягательную силу, и я достала кошелек, мысленно поблагодарив ограбленного грабителя за мою возросшую платежеспо¬собность. Крина как раз засобиралась домой, и я по¬ручила платье ее заботам.
Персик по-прежнему был у меня, и я перекладывала его из руки в руку, высматривая укромное местечко. Ага, вон какой уютный бортик! Будем надеяться, мне не предъявят претензий за осквернение фонтана почти чистым персиком
Поделиться122008-09-29 10:05:41
Глава 10
Сидя с ногами на каменном бортике, я догрызала персик, разглядывая сквозь морщинистую воду маленьких серебристых рыбок, шмыгавших по дну капельками пролитой ртути. Все не так уж плохо. Либо Старейшины замяли утренний инцидент, либо вампиры слишком деликатны, чтобы напоминать мне о нем.
– Приветствую Вас, Повелитель.
– Да славятся деяния Ваши, милсдарыня адептка. – Лён, сохраняя полнейшую серьезность, согнулся в поклоне, подметая мостовую полой плаща.
– Простите?
– Каков привет, таков и ответ. – Лён присел рядом, небрежно взболтал воду ладонью. Заинтригованные рыбки подплыли поближе и замерли, усиленно работая грудными плавниками.
– Я придерживаюсь этикета.
– Да, но это выглядит очень глупо.
– Согласна.
– Вольха…
– Я не уеду, Лён.
Мы помолчали. Фонтан зашелестел, и ветер понес оседающие капли в нашу сторону. Лён тряхнул головой, встал и подал мне руку.
– Если ты не против, я хотел бы поближе познакомить тебя с Догевой. Мне кажется, что сведения автора «Кровопийц» несколько устарели и вряд ли могут служить достоверным источником для курсовой работы.
– Крина рассказала?
– Да, ее это очень позабавило.
– Не сомневаюсь, – мрачно подтвердила я. – Я, наверное, много кого здесь позабавила. Ты действительно хочешь быть моим проводником?
– Да, иначе, боюсь, ты потратишь на эксперименты все свое здоровье.
– И до всего докопаюсь.
– Как раз наоборот. Без меня ты не сможешь увидеть ничего недозволенного. Догева – как ларец с сотнями потайных отделений. Тебе кажется, что он открыт и опустошен, но под обшивкой всегда скрыта потайная скважина.
– А ключ у тебя?
– Я и есть ключ, – серьезно сказал он. – Приступим к осмотру сокровищницы?
– Пообещай, что разговоров о моем отъезде больше не будет.
– Идет.
Наши пальцы сплелись, и Лён сильным рывком поднял меня с бортика.
* * *
Дорога шла в гору. Вернее, дороги не было. Лён завел меня в редкий ельник, утыканный бледными поганками, водившими ведьмины хороводы. Черный дятел-желна перепархивал между стволами как летучая мышь. Лучшего места, чтобы закопать обескровленный труп, и не придумаешь.
Беседа становилась все непринужденней и непринужденней. Разговаривая с заикой, мало-помалу сам начинаешь заикаться. Благовоспитанная девица, попав в общество плотовщиков или грузчиков, уже через пять минут начинает перемежать слова заковыристыми ругательствами. Акцент гнома прилипчив, как моровое поветрие. Спокойная, размеренная речь Лёна, сдобренная изрядной порцией иронии, обладала воистину убийственным действием, вызывая на откровенность. Вскоре мы уже болтали как старые друзья. Я очень удивилась, узнав, что Лён никогда не выезжал за пределы Догевы.
– А как насчет визитов вежливости к главам дружественных государств?
Лён клыкасто усмехнулся:
– Главы государств предпочитают дружить на расстоянии.
– Портретиков наследных принцесс тоже, полагаю, не шлют? – Ох уж мой острый язык!
– Такие, значит, принцессы, – пожал плечами вампир.
– Лён?
– Да? – Повелитель старательно, но, увы, запоздало подобрал свое долгополое одеяние – расшитый золотом низ давно и безнадежно перепачкался грязью. – Чтоб тебя… Ненавижу эти тряпки…
– Что было в письме Учителя? Что вас так огорчило перед ужином?
– До симпатических чернил ты дочитала?
– Конечно. – Я пожала плечами как само собой разумеющееся.
– Он написал, что не сможет приехать и присылает тебя.
– Но вы и так знали, что приезжаю я.
– Мы думали, что ты приезжаешь с ним. Так сказать, авангард, прощупать почву.
– Он не собирался ехать, – вырвалось у меня.
– Знаю. Струсил, – пренебрежительно вздохнул вампир, отводя с дороги еловую лапу.
– Вовсе нет. Просто у него много… – Я хотела заступиться за Учителя, но Лён упреждающе поднял руку.
– Не защищай. Письмо говорит само за себя.
– Это неправда! Мой Учитель может уложить вурдалака одним плевком!
– Он испугался не вурдалака. Больше того, он уверен, что монстр – плод моей фантазии.
– Как и Старейшины?
Лён только усмехнулся.
– Они солгали, чтобы поскорее выпроводить кое-кого из Догевы.
– А ты строчишь доносы?
– Нет. Уж коль ты остаешься, стараюсь ввести тебя в курс дела, пока тварь не ввела тебя в меню.
– Может, ты уже и тварь на ушко предупредил – мол, приехала гроза упырей, светило практической магии, затаись-ка на пару денечков, а то не ровен час… – съехидничала я.
Но Лён не счел повод достойным шутки:
– Она и так на диво понятлива. Выходит на промысел глубокой ночью, когда большинство жителей крепко спит, ускользает от погони, не оставляя следов. Не следует ее недооценивать.
– Ты не ответил мне на один вопрос. Помнишь, вчера вечером я спросила, какой совет хотел получить маг из Камнедержца?
– Его беспокоили поползшие по городу слухи.
– О повышении цен на репу?
– Об усилении вампирьей жажды. Там кого-то загрызли, тут кого-то высосали, детишки бледнеют и мрут без причины, на кладбищах могилы раскопаны, гробы нараспашку, на продажную девицу в темном переулке напал вампир, она назвала ему цену, и он испарился от ужаса.
– Все шутишь, – досадливо фыркнула я.
– А что, плакать прикажешь? Вампирьи слезы низко котируются.
Я представила Лёна с лопатой наперевес, в поте лица разрывающего могилу, и картинка вышла до того гротескной, что я, споткнувшись, едва не покатилась с горки.
– Это не смешно, Вольха, – вздохнул Лён. – Это страшно.
– Думаешь, Учитель испугался… тебя?
– Маленькая поправочка. Нас тут много. Так вот, мы приняли мага, спокойно побеседовали, он нам практически поверил и собирался по утреннему холодку вернуться в Камнедержец и усовестить взбудораженных граждан, но до утра не дожил.
– Так слухи поползли еще до его гибели?
– Да, последние два года мы живем как на вулкане. К счастью, на нашей стороне Ковен Магов, и она худо-бедно остужает лаву народного гнева. Но со смертью одного из них… причем не одного… лава бурлит вровень с краями кратера.
– А я вроде заградительных сооружений?
– Причем весьма хлипких.
– Это мы еще посмотрим.
Лён остановился и заглянул мне в глаза.
– Вольха, почему ты решила стать магом? Молодая, красивая девушка, зачем тебе эта морока?
– Чтобы подольше оставаться молодой и красивой, – отшутилась я. – И независимой. Хватит, насмотрелась. У женщины выбор невелик: либо ты замужем, либо распутница, либо чародейка. Первые две специальности не вдохновляют.
– Про мужчин можно сказать то же самое. Либо ты муж, либо клиент, либо маг.
– Ошибаешься. Жены зависят от мужей, распутницы от клиентов. Только чародейка может расхохотаться мужчине в лицо и сказать: «Что ж, попробуй меня заставить»!
– И часто говоришь? – заинтересовался Лён.
– Доводилось. Наслаждение неописуемое!
Он долго смотрел на меня, потом рассмеялся. Я вспомнила, с кем разговариваю, и прикусила язык. Мы продолжили путь, Лён возобновил расспросы:
– Сколько нужно учиться, чтобы стать магом?
– Десять лет. Смотря как учиться. Можно и не стать. К любому призванию должны быть приложены терпение и хотение. Треть адептов отсеивается после первого же семестра, еще четверть отчисляют в последующие десять лет.
– И в чем же призвание мага-практика?
– Защищать разумных существ, – заученно отбарабанила я первую строку первого в моей жизни конспекта.
– От кровожадных монстров? – Вампир смотрел вперед, но меня не оставляло ощущение присутствия на себе внимательного, испытующего взгляда.
– В основном друг от друга. Тут ко мне, кстати, залетал один, носатый. – Я подробно описала аудиенцию с летучей мышью.
– И ты выгнала посла… полотенцем? – давясь смехом, переспросил Лён.
– Да, причем полотенцем ножным. Дипломат из меня никудышный. Так вы не умеете превращаться в летучих мышей?
– Не знаю, не пробовал.
– Издеваешься?
– Да. – Лён закрыл глаза и подставил лицо солнцу, разномастными пятнами сочившемуся сквозь листву.
– Испаришься, – язвительно прошипела я. – Уже дым из ушей идет.
– Ты кого угодно до кипения доведешь. – Лён взмахнул рукой, разгоняя навеянный мною дымок.
– Ну, ты меня разочаровал. Чеснока не боишься, летать не умеешь, на солнце не испаряешься, тень… – Я глянула под ноги. – Тень отбрасываешь.
– Извини, я постараюсь исправиться, – ехидно пообещал вампир.
– Лён, а чем эти мыши питаются?
– Не беспокойся, на тебя не покусятся.
– Откуда же тогда пошла легенда?
Вампир откровенно посмеивался над моими вопросами:
– Вольха, легенды не приходят, они при-ду-мы-ва-ют-ся.
– Жаль, – огорченно вздохнула я. – Попадаются очень красивые легенды.
– Например?
– Например, о единорогах.
– Вот об этих?
Лён небрежно повел рукой. Мы как раз достигли опушки – лес, вскарабкавшись на косогор, обрывался вместе с ним, и внизу, в долине, паслось белоснежное стадо.
Я видела единорога на гобелене, висевшем в школьной столовой. Выткан он был козьей шерстью, козла и напоминал. Дотронуться до его закрученного рога считалось хорошей приметой перед зачетом; неудивительно, что рог очень быстро свалялся, облез, гобелен попытались отреставрировать, но потом решили, что дешевле заказать новый. Тупая морда единорога отпущения запомнилась мне на всю жизнь, нопредставляла я их совсем иначе.
Когда весной школа закупила у барышника партию объезженных трехлеток и их стали распределять между отличившимися за год воспитанниками (а я попала в их число, пусть четвертым номером), мне сразу глянулась невысокая, белоснежная, крепко сбитая кобылка по кличке Ромашка. Она-то и показалась мне воплощением легенды о единорогах. Глаза у Ромашки черные, чуть раскосые, шаловливые, веки словно подведены угольком, а когда она украдкой щиплет придорожные посевы, длинные густые ресницы стыдливо опущены – дескать, бедная лошадка не ведает, что творят ее бархатные губы; грива и хвост волнистые, как будто проказливые домовые еженощно заплетают их в смоченные пивом косички. В общем, облик сказочного конька, верхом на котором не зазорно прокатиться и дриаде. Мне было очень приятно чувствовать себя дриадой. Вот только Ромашка не считала меня таковой. Со временем любимым ее занятием стало оглядываться на всадницу с таким мученически-укоризненным видом, словно я – власяница, которой боги покарали ее за тяжкие грехи прошлой жизни.
Под косогором мирно пасся целый табун Ромашек. Но вот рослый, поджарый жеребец поднял голову, настороженно принюхиваясь, и я увидела тонкий, совершенно прямой рог, разделивший челку на две пряди, словно кто-то запустил в лошадь копьем и оно застряла в лобной кости. Ветер дул в сторону единорогов, жеребец гневно топнул передней ногой, и весь табун тут же прекратил пастьбу и уставился на нас – шесть длинногривых, изящных, словно выточенных из мрамора кобыл, и голенастый жеребенок, торопливо затесавшийся в середину табуна. Ветер развевал шелковистые хвосты, трепал гривы, пригибал зеленую, а с изнанки серебристую траву, по ней бежали мелкие волны, и казалось, что единороги сливаются с долиной, как размашистые мазки на полотне художника. Жеребец издал воинственный клич, скорее напоминающий волчий вой, чем лошадиное ржание, взвился на дыбы, перебирая передними копытами по воздуху. Кобылицы прижали ушки и набычились, выставив рога. Опустившись на все четыре ноги, вожак галопом обежал табун, сбивая кобылиц в кучу. Тоненькие ножки жеребенка суетливо перебирали в самой толчее, и я испугалась, что его затопчут, но единороги оказались гораздо аккуратнее неопытных наседок. Они построились кольцом, жеребец мордой к нам, голова опущена, из-под сердито бьющего копыта клочьями летит трава и комья грязи, пачкая длинную шерсть на бабках. Рог засветился у основания, синие разряды змейками поползли к острому кончику, формируя светящийся шарик.
Еще не понимая, что происходит, я опасно выдвинулась на самый край косогора, придерживаясь руками за ветки, а единорогу того только и надо было. Подпрыгнув, он топнул передними ногами и мотнул головой, словно стряхивая севшую на рог осу.
Вспышка, горячий порыв ветра, и над моей головой просвистела синяя шаровая молния, причинив немалый ущерб кряжистому дубу. Пискнув от неожиданности, я отшатнулась и присела, надеясь, что единорог ограничится эффектной демонстрацией силы. Но нет, рог снова засветился, заряжаясь – уже помедленнее.
За моей спиной раздался режущий уши звук, больше всего напоминающий гулкое блеяние упавшего в колодец козла. Жеребец фыркнул и мотнул головой. Свечение чуть притухло. Я оглянулась. Лён прогудел еще раз, пользуясь нехитрой конструкцией из кусочка дерева и сложенных ладоней. Единорог заржал в ответ, рог погас, кобылы чуть расслабились, и любопытная черноглазая мордочка жеребенка мелькнула в просвете между их крупами. Но единороги не подошли к нам, а, напротив, рысью перебежали на противоположную сторону долины.
– Они нас боятся? – разочарованно спросила я у Лёна.
– Тебя, – поправил он.
– Ты их понимаешь? Что ответил жеребец?
– Что я сошел с ума, но он, слава богу, еще нет, и, пока он жив, ни один колдун не посмеет приблизиться к его табуну.
– Почему он так не любит магов?
– А вы их любите?
– Ты что, чуть ли не боготворим!
– Угу. В виде чучел, костяных пепельниц и компонентов декокта.
Мы заспорили, и я очень быстро сдалась. Для вампира, не покидавшего Догевы, он знал о людях и об их обычаях поразительно много.
Истошный вопль «Повелитель! Повелитель!» поставил жирную кляксу на моих неубедительных аргументах. К нам, спотыкаясь и тяжело дыша, карабкался вверх по склону давешний незадачливый паренек.
Мы терпеливо ждали. Вот он упал, выпачкав штаны на коленях, вскочил, отряхнулся, размазывая черные и зеленые пятна, и снова побежал.
– Ну что такое? – Лён запахнулся в плащ, поежился.
– Повелитель… там… вас… того…
– Кто меня того? – серьезно спросил Лён.
– Того… на совещание вызывают!
– Что, так срочно?
– Сказали, чтоб сразу шли, как я вам скажу.
– Иди, дитя, ты меня не видело.
Паренек уставился на Повелителя совиными глазами.
– Как это?
– Иди и скажи, что ты меня не нашел. Я скоро приду. Сам.
– Но я же нашел, – тупо сказало дитя.
Мы переглянулись и вздохнули, словно заговорщики-цареубийцы, на чье тайное вече случайно забрел юродивый.
– Хорошо, тогда иди домой… К Старейшинам можешь не заходить.
Мы немного помолчали, глядя на сверкающие пятки подростка, по-заячьи припустившего с горы.
– Так я им скажу, что вы идете! Мне не трудно! – Заорал он, оборачиваясь на бегу.
– Чтоб его… – буркнул Лён. – А я хотел тебе еще кое-что показать.
– Ничего, покажешь завтра с утра. Все равно скоро начнет смеркаться.
– Ах да, ты же не видишь в темноте.
– А ты?
– Лучше, чем днем. Глаза не так устают, да и слух обостряется. Так завтра с утра?
– С самого утра, – решительно подтвердила я.
Поделиться132008-09-29 10:10:13
Глава 11
«Самое утро» наступило в полчетвертого. Так рано я не вставала даже в детстве, собираясь на рыбалку со старшими братьями. Я долго не могла понять, чего от меня хочет склонившаяся над кроватью простоволосая вампирша в ночной рубашке и белых тапочках, и опрометчиво заявила: мол, делайте со мной, что хотите, но я не встану и накрыла голову подушкой. Лён, стоявший под распахнутым окном, предложил мне перебраться в гроб – дескать, там меня точно никто не побеспокоит, разве что шальной ведьмак.
– Кто? – живо заинтересовалась я, приподнимая край подушки над левым ухом.
– Сказочный персонаж. Специалист по гробоисканию и умерщвлению вампиров во время их непробудного дневного сна.
– Сказочный?
– Да, потому что мы не спим в гробах, тем более днем.
– По-моему, вы вообще не спите, – вздохнула я, откидывая одеяло. – Покажи мне день.
– А вон! – не смутился Лён.
На востоке небо чуть посветлело, звезды побледнели и месяц просвечивал насквозь, как тающая льдинка. Горизонт казался белой пуховой нитью. Мохнатая ночная бабочка тюкнулась в яблоневый ствол, сползла по нему локтя на полтора, ожесточенно работая лапками и крылышками, снова взлетела, описывая мертвые петли и нисходящие спирали, словно возвращалась с разгульного шабаша. Не хватало только пьяного пения, далеко разносящегося окрест в предрассветной тиши. Наконец бабочке удалось отыскать подходящую трещину в коре, где она и затаилась до вечера, уложив крылья серой шалью.
Я основательно протерла глаза и отбросила одеяло. Отступать было поздно, пришлось одеваться.
– Тут роса, – предупредил Лён, и я послушно зашнуровала сапоги.
За пуховую нить взялась мастерица-заря, восток покрылся бледно-золотистым кружевом, спугнувшим месяц и оттеснившим звезды на темную половину неба.
– Через четверть часа совсем рассветет, – пообещал Лён. – Может, позавтракаешь? Я подожду.
– Пока не хочется. А куда мы идем?
– Куда глаза глядят, – пожал плечами вампир. – Мне-то все равно, а для тебя везде отыщется что-нибудь интересное.
– Тогда на восток. Там светлее.
– Как скажешь.
Мы пошли по восточному кресту, но вскоре Лён свернул налево. Там виднелся дряхлый сарайчик – по всем приметам, для уединенного сидения. Я мгновение колебалась, стоит ли сопровождать Лёна дальше, но вампир без предупреждения взял меня под руку, тем самым не оставив выбора. Мы почти уткнулись в рассохшуюся дверцу, как вдруг воздух посвежел, сарайчик исчез и вокруг нас затрепетала жесткой листвой дубовая роща. Могучие деревья вели счет на десятилетия, давным-давно разменяв первую сотню. Основатель рощи – не дуб – дубище в пять моих обхватов, внушал благоговейный трепет. Узловатые корни замшелыми арками выглядывали из земли, истлевшая кора местами осыпалась, обнажив розоватый, отполированный ветрами ствол, рассеченный продольной трещиной. Облетевшая макушка казалась протянутой к небу рукой. На одном из голых «пальцев» сидел взъерошенный черный ворон. При виде меня он аж покачнулся от негодования, покрепче уцепился за ветку синеватыми лапами, хлопнул крыльями и зловеще, раскатисто каркнул. Робкие посвисты пробуждающихся дроздов мигом утихли.
– Кар! Кар-р! – надрывался ворон. – Кар-раул!
Крик черной птицы разносился по роще как по пустому храму. Стволы гулко перебрасывались эхом.
– …щи, – донесся до меня голос Лёна.
– Что?
Он повторил погромче:
– Старый хозяин рощи. Он гнездится на этом дубе с незапамятных времен – вон там, видишь, куча веток в развилке?
Вороны ассоциировались у меня прежде всего с неубранными полями сражений, а сами вороны использовали оные как скатерть-самобранку, поэтому я облегченно вздохнула, когда ворон умолк на полукарре, сжался, подпрыгнул и грузно, шумно взлетел, задевая ветки жесткими перьями.
Дубравное разнотравье радовало глаз. Круглые листья белого шилоцвета, отличного кровезапирающего средства, поблескивали в тени, как темно-зеленые монетки. Между ними покачивались тонконогие голубые колокольчики, рыжие звездочки прасклета, седые гривки плакун-травы, а на солнечных полянках золотились мелкие трехлепестковые цветочки, собранные в короткие колоски.
– Камелинка дубравная. В просторечии – «женская верность», – щегольнула я знанием травоведения, срывая сухонький стебелек. Половина цветков тут же осыпалась, обнажив острые ноготки пестиков. – Вообще-то она отцветает. Лён, а правда, что в Догеве есть Ведьмин Круг?
– Не самый мощный.
– Но хоть парочку демонов можно вызвать?
– Вряд ли. Он… скажем так, не демонический.
– А ты пробовал?
– Знаю, как это делается, – уклончиво ответил мой спутник.
Я оживилась:
– Слушай, а ваш монстр не мог вырваться из Круга?
– С каких это пор он стал нашим? – сдвинул брови вампир. – А насчет Круга – исключено. Он находится в неактивном состоянии около сотни лет, и, даже захоти я совершить обряд, не хватает одного из тринадцати камней.
Ведьмиными Кругами в просторечии назывались туннели в иные миры. Скорее даже не туннели, а слабые места в перемычках между измерениями, продолбить которые не составляло труда даже мне, не говоря уж о более опытных магах. Оставалось лишь раздобыть тринадцать камней да изловить молоденькую девственницу для жертвоприношения (на худой конец заменить ее курицей).
Официально зарегистрированных Ведьминых Кругов в одной Белории насчитывалось пятнадцать штук, из них только один – действующий. В число тринадцати камней входил алмаз на сто каратов, его-то отсутствие и мешало активировать все Круги. Прочие камни – изумруд, сапфир, рубин, аметист, бирюза, горный хрусталь, прозрачный агат, дымчатый и золотистый топазы, опал, сине-бело-зеленый кошачий глаз и аквамарин – были распространены повсеместно, при нынешнем положении на рынке камней обзавестись ими не составляло труда. А вот подходящих по размеру и огранке алмазов насчитывался едва ли десяток, и за каждый из них можно было построить замок, нанять войско и обзавестись гаремом на сорок персон. Чуть ниже котировались изумруды и рубины; тем не менее ими располагала половина чернокнижников.
Уже купленные, камни подкидывали своему владельцу очередную каверзу. Они обладали памятью и, единожды использованные в обряде, намного облегчали повторную активацию своего Круга. Но если выпадал какой-нибудь из «перезнакомившихся» камней – скажем, топаз, – Круг уже никуда не годился, приходилось составлять новый.
Меня учили, что прибегать к помощи Ведьминых Кругов следует только в крайних случаях, ибо предсказать, что вырвется из Круга, особенно в первый раз, было практически невозможно. По ту сторону черты могли порхать бабочки или обретаться целый легион голодных упырей, не склонных к мирным переговорам. В довершение всех бед, Круг мог работать хаотично и только в одну сторону, как, например, Колодищин Бездень, расположенный в трех верстах от Стармина, возле села Колодищи; единожды активированный, он уже не выключался, и из него периодически лезли василиски. Ни жители Колодищ, ни сами василиски не испытывали бурной радости от участившихся встреч, и либо в продаже появлялись зеленые сапожки из чешуйчатой кожи, либо на сельских улицах воздвигались каменные статуи в человеческий рост, что, как утверждали учебники, было для василиска типичной реакцией на испуг. Старминские маги давно плюнули на Колодищин Бездень и отказывались еженедельно, по бездорожью, посещать злополучное село. Поэтому статуи копили в пустом амбаре с опадня по сеностав и с сеностава по опадень, чтобы обработать их оптом. Дважды в год адептов вывозили на практикум в Колодищи, и на каждую из десяти групп приходилось по незадачливому селянину, которого надлежало расколдовать.
– А ты не мог бы его мне показать?
– Мы туда и идем.
– Но как ты узнал, что я захочу на него посмотреть?
– А все просят, – равнодушно сказал Лён. – Думают, я их обманываю и потихоньку выпускаю демонов, чтобы науськивать на магов.
– Ну, знаешь ли… – У меня и в мыслях ничего подобного не было.
Просто на позапрошлой неделе мы проводили коллоквиум на тему: «Устройство и принцип действия ЧК», и в ход обсуждения сами собой вплелись жуткие байки о Ведьминых Кругах, причем одна из них произошла на самом деле лет эдак двести тому назад, когда действующий Круг был активирован с противоположной стороны тамошним магом и в наш мир валом повалила всевозможная нежить. Пока суд да дело, пока маги не закрыли проход, пока король не сколотил достойную армию, пока оружейники да друиды не снабдили воинов заговоренным оружием и амулетами, твари успели захватить добрую треть Белории. Неудивительно, что догевский Ведьмин Круг пробудил во мне недюжинное любопытство.
– Знаю, – перебил мои возмущенные мысли Лён. – Поэтому тебе, в виде исключения, покажу. Тем более что одного камня все равно не хватает.
Я еще размышляла, не намек ли это, а вампир уже отыскал едва приметную тропинку и поманил меня за собой. Вскоре под ногами захрустел песок, тропа проклюнулась булыжниками, запетляла среди серых островерхих валунов. На боку одного из них яркой малахитовой брошью застыла изящная длиннохвостая ящерица. Она плавно поворачивала голову, наблюдая за нами. Дорогу преградили невысокие скалы, похожие на развороченный молнией пень. Я остановилась, а Лён подошел вплотную к гладкой каменной стене, увитой темно-зеленым плющом, раздвинул тонкую бечеву плетей и показал мне высеченную в камне руну, заключенную в ромб. Я поднесла к ней ладонь и тут же отдернула – символ источал легкое тепло.
– Что это?
– Замок.
– А где ключ?
Лён улыбнулся:
– Он тебе нужен?
– Нет, но боюсь, тебе будет не хватать этой милой скалы.
– Сдаешься? – Лён присел на камень, подобрал полу плаща. Серые глаза насмешливо прищурились.
– Ну, берегись, – предупредила я, закатывая рукава. Распечатать заклинание Входа – непростая задача. Я сделала несколько пассов, прощупывая скалу. Она отозвалась легкой пульсацией. Вход действительно существовал и был заговорен знатоком своего дела. Хуже всего, что я не знала значения руны, служившей подсказкой, соответственно не могла вплести ее в контрзаклинание и использовать как отмычку. Начинать приходилось с нуля. Я набросала трехступенчатую матрицу заклинания, заполнила ее константами и прикинутыми на глаз значениями плотности, силы и векторного направления энергии, выбросила руку и долбанула скалу импровизированным ломиком. Лён развернулся, как пружина, прыгнул на меня, сбил с ног, прижал к земле, а отраженное заклинание свистящим и ухающим веретеном пронеслось над поляной. Задрав голову, я ошеломленно следила, как верхушки дубов, срезанные под прямым углом, величественно опадают, цепляясь за нижние ветви.
– Мог бы предупредить, – возмутилась я, отпихивая вампира локтем. Лён вскочил, отряхнулся, с сожалением оглядывая вызелененный травой плащ.
– А ты бы послушалась?
– Нет! – Я сморщила нос и отрицательно помотала головой.
– Второй попытки не будет? – язвительно поинтересовался вампир.
– Нет уж, увольте. Ложись!
На этот раз сверху оказалась я. Вероятно, заклинание встретило на своем пути другую скалу, отразилось и вернулось. Прежде чем оно успело снова улететь в лес, я нейтрализовала его, распылив хвостатыми искрами. Спина Лёна подо мной вздрагивала. В первые мгновения мне показалось, что он бьется в предсмертных конвульсиях, но на самом деле вампира колотил загнанный внутрь смех, временами прорывавшийся хрюкающими всхлипами.
– Прекрати немедленно! – вспылила я, сваливаясь с его спины и отползая в сторону.
Я злилась на Лёна, я готова была кинуться на него с кулаками, но явный комизм положения связал меня по рукам и ногам. Тоже мне, шутник! Небось, всех магов по очереди скалой испытывал… Интересно, удалось хоть кому-нибудь ее открыть?
Но он не только не успокоился, но и заразил меня. Мы хохотали, как безумные, не в силах подняться. Вряд ли почтенные старички так веселились, лежа под вампиром…
– Лён, сколько тебе лет? – Вспомнила я, все еще давясь смехом.
Вампир как-то сразу погрустнел и замялся, но все же ответил:
– Семьдесят три года.
– Ско-олько? – ахнула я, растеряв остатки веселья.
– Восемьсот семьдесят девять месяцев, – со вздохом уточнил Лён, поднимаясь и подавая мне руку. Ошеломленная, я осталась сидеть, вытаращив на него глаза:
– Что, правда?
– Я говорю только правду. – Вампир нагнулся, бесцеремонно подхватил меня под мышки и поставил на ноги.
– Да ты мне в прадедушки годишься! – Мне стало очень, очень неуютно. Даже лес как-то помрачнел и притих, осуждающе нависнув над моей головой. Ну когда же я перестану наступать на одни и те же грабли?! Сначала приняла Повелителя Догевы за нахального любителя купающихся девиц (было бы на что смотреть!), теперь вот за легкомысленного недоросля, заполучившего трон по наследству. – Сколько же тогда Старейшинам?
– Одному двести сорок, остальным около трехсот.
– С ума сойти! Моему Учителю сто семьдесят четыре, а его седая борода длиннее иной косы!
– Что, существует прямая зависимость между бородой и интеллектом? – привычно отшутился Лён. – Брось, не в возрасте дело. Мы дольше живем и медленнее стареем, только и всего. В пересчете на ваш век мне около двадцати лет.
У меня немного отлегло от сердца.
– Так ты покажешь мне Ведьмин Круг, старый хрыч? – И торопливо добавила: – Пожалуйста!
– С этого и следовало начинать. Смотри! – Лён отбросил плащ за спину, аккуратно снял обруч и поднес его к стене, держа за дужки.
Мне показалось, что обруч затрепетал в его руках. В глубине изумруда зажглась крохотная зеленая точка, мигнула и разлилась по всему камню теплым сиянием, которое быстро окрепло, выпустило длинные острые лучики и ощупало руну, оставляя золотые метки-искорки. Помедлив, искорки слились, золотая копия руны медленно отделилась от гранита и повисла в двух вершках от стены. Вампир повернул обруч, как ключ в скважине – два оборота влево, три вправо. Руна вращалась вместе с ним, а под конец окрасилась зеленью и растаяла в воздухе. Из недр земли донесся приглушенный гул, и скала послушно отползла в сторону, шурша по песку каменной подошвой.
Лён отбросил волосы со лба и прижал их обручем.
– Идем.
– А она не закроется?
– Пока обруч у меня – нет.
– А если его кто-нибудь отберет?
– Разве что снимет с трупа.
Поделиться142008-09-29 10:14:10
Глава 12
В пещере было темно, но – сухо. Вот только под ногами неприятно похрустывало и почвякивало, как в логове гоблинов-людоедов. Я встряхнула рукой, и в ладонь скатился сияющий восьмиконечный пульсар. Пошевелив пальцами, я заставила его взлететь и он ночной бабочкой затрепыхался над моим правым плечом. Опустив глаза, я обнаружила, что бодро шествую по слежавшемуся помету и костям летучих мышей, во множестве копошившихся под сводом пещеры. С десяток летунов, разбуженных светом, сорвались с потолка и с писком закружились над нашими головами.
Я поймала пульсар в кулак, как муху, скомкала и впитала.
– Зря, – упрекнул вампир. – Скоро он тебе понадобится.
– Понадобится – вызову.
Лён быстро и уверенно вел меня вдоль стены. Темнота оказалась не такой уж кромешной, и, задрав голову, я разглядела широкую зигзагообразную трещину в своде пещеры, сквозь которую как раз пролетала запоздавшая мышка.
– Запасной выход? – хмыкнула я. – Или служебный вход?
– Это как посмотреть. Отсюда не выйдешь, а оттуда не войдешь. Не стоит тратить силы и здоровье, карабкаясь по отвесной скале. Ты не обнаружишь там и крохотной щелочки.
– А мыши?
– Мыши плохо видят и больше полагаются на слух, улавливая отраженные звуки. Видишь ли, защита действует только на того, кто в нее верит. А мыши, как и ты, сначала летят, а потом думают.
– Это оскорбление? – подозрительно осведомилась я.
– Комплимент. Выпускай своего светлячка.
Пульсар взъерошился лучами, расплавляя тьму. Я заметила еще одну руну-скважину, но Лён, не останавливаясь, прошел прямо сквозь стену, и мне пришлось проследовать за ним, ежась от могильного холода, источаемого гранитом. Узкий коридорчик изгибался вверх-вниз, я то и дело обо что-то спотыкалась или стукалась макушкой о потолок, не поспевая за уверенно идущим, вовремя пригибающимся вампиром. В конце пути нас поджидала еще одна заговоренная стена. Лён небрежно коснулся ее рукой, и она словно растаяла в пятне ослепительного света. Я робко шагнула в него вслед за Повелителем и замерла, пораженная. Даже на экскурсии по Элгару, горным катакомбам гномов, я не видела ничего подобного…
* * *
…Горный хребет окаймляет Белорию с востока, перекрывая выходы к морю, и основным источником дохода элгарских гномов является пошлина, взимаемая за провоз товаров по специально выдолбленному туннелю, единственному на весь Элгар. Таким образом бородатый народец фактически контролирует морские порты и флот Белории, в случае чего угрожая взорвать проход к загадочной «Коврюжьей Матери», что происходит довольно часто и вынуждает короля в спешном порядке пересматривать таможенные ценники. Обленившиеся гномы вконец забросили рудную промышленность, взвинтили цены на драгметаллы и оружие, качественное, но производимое в мизерном количестве, ошиваются по старминским кабакам, поглощая неимоверное количество пива. И никто с ними ничего не может поделать, опасаясь очередного «сыновнего» воззвания.
На экскурсию нас, адептов, водил Алмит. Ехидные усмешки гномов при входе несколько его смутили, и я решила, что они вызваны общими и, несомненно, занятными воспоминаниями.
Нас провели по Ар Крэлу, главному туннелю, вкратце поведали о наиболее богатых месторождениях, издалека («случались досадные инциденты», – пояснил Алмит, почему-то краснея) продемонстрировали груды алмазов, рубинов и изумрудов, в таком количестве не вызывающие никаких эмоций.
В шлифовальном цехе меня очаровали уже обработанные плитки мрамора, расцветкой напоминающие срез плесневелого сыра – от едва подпорченного до буйно зеленеющего. Назревал досадный инцидент, но сопровождающий нас гном широким жестом разрешил девушкам выбрать себе по камушку. «По небольшому камушку», – испуганно добавил гном, увидев, как мы примериваемся к огромной, явно надгробной плите – чтобы на всех хватило.
Еще мы полюбовались самоцветными жилами, поблескивающими в серых стенах всевозможных пещер, сухих и наполовину затопленных, выслушали легенду о колченогом сухоруке, живущем под водой и промышляющем зазевавшимися рудокопами, после чего вылетели оттуда, как ошпаренные.
Осмотрев экскурсионную часть катакомб, которыми Элгар пронизан, как старый амбар – мышиными ходами, мы вслед за гномом-проводником направились в Эст Алли, музей, где хранятся наиболее интересные образцы камней, собранных за время тысячелетней разработки горы. Алмит, в общем-то мужчина молодой, здоровый и цветущий, понемногу отцветал и бледнел, исподволь перемещаясь в хвост растянувшейся процессии и всячески замедлял наше продвижение, цепляясь за стены и едва переставляя ноги, словно шагал по узкому карнизу над пропастью. В тускло-зеленом свете дымных факелов мы и сами выглядели не лучшим образом, напоминая процессию давно не евших упырей, предводительствуемых полуразложившимся гномом, так что никто не обратил внимания на метаморфозы, происходившие с Магистром.
Музей оказался низенькой, узкой квадратной пещерой с серыми неотесанными стенами. Мы набились в нее, как волнушки в кадушку, подпирая изнемогавшего Алмита крепкими молодыми плечами. Рубин размером с молочного поросенка зажег алые огоньки в глазах адептов. Важек, пыхтя, попытался приподнять золотой самородок в форме кубка, устойчиво стоящего на длинной ножке. «Не впечатляет», – сказала я. Единственным достоинством экспонатов был их размер. По слухам, в недрах земли, на глубине свыше тысячи локтей, находился второй музей, Эст Янкума, где хранились камни, обладающие магическими свойствами, но туда не пускали даже рядовых гномов, не то что людей.
Тут Алмит закатил глаза, сполз с наших плеч на пол и остался недвижим.
Наш вопль ужаса слился с восторженным кличем гнома. Но размышлять и сопоставлять факты было некогда, парни поспешно выволокли Алмита из пещеры и положили бездыханное тело наставника на прогретом солнцем камне у входа в катакомбы. Гномы уже не хихикали, они хохотали в голос, с непонятным восторгом распространяя благую весть среди собратьев и даже послав с ней гонца вглубь Элгара. К нашему несказанному облегчению, через пару минут Магистр пришел в себя и сел, дико озираясь по сторонам, а мы узнали, что несчастный страдает клаустрофобией, и ежегодные экскурсии, когда раньше, когда позже, но всегда оканчиваются таким вот плачевным образом, и гномы уже держат пари, до какого места он дойдет, а откуда его понесут…
* * *
Пещера была абсолютно безупречной, полусферической формы, как выщербленная уголком-входом чашечка, поставленная на блюдечко вверх дном. Пол – сплошной камень, отшлифованный до ледяного блеска. Из серых, крупитчатых стен лилейными бутонами проклевывались и распускались мерцающие розетки кристаллов – льдисто-прозрачных, всех мыслимых цветов. Сквозь звездчатое отверстие в своде пещеры струился белесый поток солнечного света, расплескиваясь по алтарю – грубо обработанному плоскому камню в центре гексаграммы: шестиконечной звезды из двух переплетенных треугольников.
Я опустилась на корточки, колупнула ногтем тонкую черную линию. Не выбита в камне, не нарисована, гладкая и холодная, словно естественная прожилка в граните. Пол внутри гексаграммы испещрен руническими знаками и общепринятыми символами жизни, света, души и тому подобной абстракции. На пересечении линий, мордами к центру, сидели белые мраморные волки в человеческий рост. Их была ровно дюжина, перед каждым выгравирован стилизованный знак зодиака. В разверстых пастях зверюг поблескивало по крупному драгоценному камню, я насчитала одиннадцать. Порожний волк завистливо скалил зубы. Двенадцатый камень был намертво вделан в изголовье алтаря. Им оказался тот самый, недоступный простым смертным, гигантский алмаз. Определить недостающий камень с ходу я не смогла. Надо же, как обидно – лишиться Круга из-за одного камешка, поди теперь собери новый комплект!
Я осмотрела алтарь. Странно, на его поверхности не было желобка для крови, как и приступочки под ритуальную чашу. Догевский Ведьмин Круг обходился без жертвоприношений, черпая силу из лежащего на алтаре заклинателя – обнаженного, с развевающимися волосами, вызолоченными солнцем… Да, наверное, Лён неплохо смотрелся на этом хладном ложе. Но, к сожалению, он не солгал. Алтарь был покрыт толстым, воистину вековым слоем пыли. На нем давненько не лежали.
Лён небрежно прислонился к холке ближайшей статуи, скрестил руки на груди и задумался о своем, вампирьем. Я украдкой разглядывала его четко обрисованный профиль. Странный, непривычный тип красоты: спокойной, уверенной, начисто лишенной слащавого самолюбования. Она завораживала, как завораживает изысканная красота клинка – с изящной вязью гравировки на безупречно отточенном лезвии. Дорогого клинка, старинного, чьи верность и прочность многажды испытаны в деле, а невзрачные ножны лишь подчеркивают скрытую в них силу. Такой клинок не обнажают для потехи, но всегда держат наготове.
Лён, словно прочитав мои мысли, улыбнулся, глянул с прищуром:
– Ну что, довольна?
– Интересный у вас культ. Всюду волки, волки, волки. И обязательно белые. Это что, отражение борьбы двух противоположных начал? Мол, в каждом из нас сидит зверь, отрицательное начало…
– Ипостась, – серьезно поправил Лён. – И не обязательно отрицательная.
– А какая тогда отрицательная? Овечка?
– Овцы, – мрачно уточнил он. – Скопище тупых стадных животных, сметающих все на своем пути под предводительством этого… с рогами.
– Престарелого мужа Колины Незабудки из Медвежьего Лога? – предположила я.
– Его самого, – без тени иронии согласился вампир. – Или кто-нибудь столь же пустоголовый и одержимый жаждой власти.
– А что, ты его знаешь? – заинтересовалась я.
– Нет, полагаюсь на твои воспоминания.
Это прозвучало двусмысленно и непонятно, но выражаться иначе Лён, видимо, не умел. Я не рискнула уточнять и, отвернувшись, попыталась выколупать дымчатый топаз из зубастой оправы. Проще было отнять кость у настоящего волка. Но ведь вынимают же его иногда: пыль там стереть, отполировать. Лён не препятствовал тщательным поискам скрытой пружины, но, когда я вопросительно посмотрела на него, только рассмеялся и издевательски покачал головой. Его бдительная снисходительность начинала меня раздражать.
– Ладно, пошли отсюда, – буркнула я, поворачиваясь к выходу.
Вампир приблизился к алтарю, задумчиво огладил пальцами алмазные грани.
– Не хочешь попытать свои силы?
– Пусть их сначала попытает уборщица.
– А так? – Рывком сдернув плащ, Лён набросил его на алтарь. – Ну, давай.
– Что-то спина ноет.
– Попробуй, ты же хотела, – настаивал вампир, соблазнительно похлопывая ладонью по плащу.
– Уже не хочу.
– Да нет, я уверен, тебе будет интересно самой испытать….
– Лён, за кого ты меня принимаешь? – Перебила я, в упор глядя на вампира. – Я верю, что Круг не действует. Я верю, что ты им не пользовался. Не надо доказывать мне очевидное. Я не собираюсь пополнять коллекцию своих хворей острым радикулитом ради спокойствия Ковена Магов. Если у меня возникнут какие-нибудь сомнения относительно твоей честности, я их сразу выскажу, причем тебе первому. Но, Лён, скажи, как я могу доверять тебе, если ты сам мне не доверяешь?
Он не отвел глаз, и из них плеснули непонятные мне боль и ожесточение.
– Да, кстати о доверии. Тот кристалл, что ты потихоньку выломала из стены… Спрячь его, чтобы Старейшины не видели. Они очень не любят, когда я вожу в пещеру посторонних.
– Все-то ты заметишь, – раздосадованно фыркнула я. – Все, чего не надо. Не нужен мне твой кристалл. Общество твое – тем более. И память, на которую я взяла этот жалкий обломок, тоже лишний груз. Забирай ее, пожалуйста.
С этими словами я запустила кристаллом прямо ему в лоб. В последней фразе речь шла о памяти, предмете более легковесном, и Лён не успел поймать граненый камень размером с добрый огурец. Порезы на лице всегда сильно кровоточат, я совершенно об этом забыла и перепугалась до смерти, когда вампир, коротко и зло взвыв, схватился за лицо и алая кровь ручейками побежала сквозь пальцы. Кому из нас в данный момент было хуже, трудно сказать. Но если Лён в самом худшем случае лишился глаза, то я находилась в предынфарктном состоянии, именно это себе вообразив. Выбить глаз Повелителю Догевы, метнув в него краденым кристаллом, пусть даже нечаянно – только я могла вляпаться в подобную историю! Я представила, как со всей Догевы сбегаются вампиры, как они в ужасе толпятся у носилок, на которых лежит, душераздирающе постанывая, их обожаемый Повелитель, далеко не такой симпатичный, как прежде, и Старейшины, пораженные его скорбным обликом, указывают на меня трясущимися от праведного гнева перстами, а потом…
Душераздирающий стон вырвался у меня самой. Лён, поморщившись, отнял руку от лица, изучил окровавленную ладонь, достал из кармана скомканный белый платок и прижал его чуть повыше брови.
– Да ерунда, царапина, – неуверенно сказал он, прощупывая ранку через платок. – Вольха? Ты в порядке?
– Мне дурно, – умирающим голосом объявила я, оседая на пол. Забыв о платке, вампир бросился меня ловить. Успел он или нет, я не знаю, но в себя я пришла на его руках, каковые тут же оттолкнула. – Не прикасайся ко мне, обойдусь и без твоей помощи!
И вскочила, шарахнувшись в сторону. Лён остался сидеть, только повернул ко мне голову:
– Вольха, я не хотел тебя обидеть. Просто я никак не могу тебя раскусить… в переносном смысле.
– Не хватало еще в прямом! – Я посмотрела на Лёна, и мне стало смешно. Пристыженный взгляд, как у кота, снявшего сливки с молока и получившего скалкой по лбу. На одежде бурели подсыхающие пятна. – Очень больно?
– Я же говорю – царапина.
– Выходит, мне можно не извиняться?
– А за моральный ущерб? – хитро прищурился Лён.
– Отлично! Начинай, я слушаю.
– Ничего себе! Чуть не угробила, а еще и хамит, – возмутился вампир, вытирая пальцы платком. Честно говоря, я думала, что он их оближет.
– Ты первый начал!
– А что я такого сделал?
Препираясь и настаивая на сатисфакции, мы как-то незаметно помирились.
– Ну ладно, я не очень-то жалую людей, – наконец признался вампир. – О каком доверии может идти речь, если ежемесячно Стражи Границы вылавливают в осинниках до десятка подозрительных типов в кольчугах из осиновой коры, крест-накрест увешанных плетенками чеснока? Вряд ли они ходят в догевские леса по грибы. При чем тут, позвольте спросить, чеснок? Почему не лук, морковь или, скажем, репа? Странно, что никто еще не сообразил промышлять нас при помощи заточенных корневищ хрена, выкопанного в полнолуние черной бесхвостой собакой.
– И какое наказание предусматривается за издевательство над животными?
– Чеснок конфискуем. Вместе со штанами. И скатертью дорожка!
– Неудивительно, что о вас идет дурная слава, – заметила я.
– Смешно сказать, – продолжал справедливо негодующий Лён, – за все время существования Догевы на ее полях не взращено ни единой головки чеснока. И тем не менее мы экспортируем его в девять суверенных королевств! Через подставных лиц, конечно. Одна запоминающаяся плетенка, перевитая серебряной проволокой, возвращалась к нам четыре раза, пока не сгнила. А о круговороте кинжалов, крестов и девичьих слез в склянках можно написать целый трактат.
Вампир досадливо тряхнул головой и поморщился:
– И наоборот… Какие-то экзальтированные девицы… Обнаженные, толпами. Мол, испей меня, хочу жить вечно. На Стражей кидаются, предлагают неприличное. Ребята уже отказываются поодиночке дежурить – боязно.
– Придумываешь! – расхохоталась я.
– Ничуть.
Я тут же представила легион простоволосых, босоногих девиц, с пронзительными воплями настигающих запыхавшегося, затравленно озирающегося Лёна. На этом мое воображение не угомонилось и поместило меня в тройку лидеров, с сачком в руке.
– Не смешно, – вполголоса буркнул вампир.
– Ты о чем?
– Я говорю, Стражам не до смеха. Сражаться с женщинами как-то неприлично, удовлетворить их просьбы – нереально. Не понимают, истерички, что бессмертие – не бешенство, при укусах не передается.
– Обнаженные, говоришь? – задумчиво протянула я. – А вы их крапивой по ягодицам. Тоже целебная штука, иммунитет укрепляет. Покажи-ка мне свой лоб.
– Да брось, и так заживет.
– Ну, все-таки… ничего себе!
Под моим изумленным взглядом края раны потянулись друг к другу, как живые, порез быстро укорачивался, смыкая рассеченную кожу. Вскоре о бесследно исчезнувшей ранке напоминали только бурые потеки на лбу и левой щеке.
– И что, так всегда?
– Почти, – уклончиво ответил вампир, смачивая слюной платок и между разговором оттирая с лица засохшую кровь. – А что в этом необычного? Мне рассказывали о рыцаре, которому дракон откусил левую руку, после чего не погнушался проглотить ее вместе с железной перчаткой и шипастой булавой. Говорят, рыцарь отличался редкостной выдержкой и, воспользовавшись паузой, во время которой дракон сосредоточенно давился конечностью, отсек рукоеду голову. А может, чешуйчатый издох от несварения желудка. Как бы то ни было, за тридцать с лишним лет рыцарь успел привязаться к откушенной руке, и не пожалел сил и здоровья, извлекая ее из драконьего желудка. Быть может, он хотел засушить ее на память и подарить возлюбленной в знак нерушимости своей клятвы – дескать, рука в виде аванса, а там и сердце приложится, но кто-то, не шибко умный, посоветовал рыцарю обратиться к магу. На предмет приращения. Дело происходило зимой, и рыцарь, завернув изрядно потрепанную кисть в плат со льдом, почти две недели вез ее до ближайшего города. На одной из ночевок кисть украли, приняв за звонкую наличность. Отбежав достаточно далеко, воришка развернул платок и с диким воплем выкинул руку в прорубь. Спустя трое суток рука выплыла у мельничной запруды, до смерти напугав баб, полоскавших белье. Несколько часов подряд мельник с двумя добровольными подручными шарили баграми в запруде, отыскивая безрукое мертвое тело. Нашли целых две штуки, мужское и женское, в очень плохом состоянии. Осенний паводок смыл их с деревенского кладбища…
– Лён, прекращай хохмить… – простонала я, корчась от смеха. – У меня уже живот болит…
– Слушай дальше, – невозмутимо продолжал вампир. – По невероятному стечению обстоятельств, убитый горем рыцарь заехал на мельницу за продовольствием и увидел свою руку, как ни в чем не бывало лежавшую на жернове. Покрыв обретенную конечность поцелуями, рыцарь спрятал ее за пазуху и не расставался с ней до самого города. В темном переулке рука спасла ему жизнь, приняв на себя удар ножа. Выдернув нож и увидев на его конце руку, бывалый убийца-грабитель испустил сдавленный сип и пал бездыханным. Остаток пути рыцарь так и нес руку на ноже, опасаясь причинить ей еще больший вред, но в глубине души подозревая, что это уже невозможно. В приемной мага сидели две чахоточные девицы. Они пропустили рыцаря без очереди, уткнувшись в нюхательные соли. Маг, привычный, оказывается, не ко всему, оторопело внимал страстным мольбам потерпевшего. Рука безмолвно вопияла. Убедившись, что рыцарь относительно нормален и рука действительно принадлежит ему, а не какому-нибудь безвестному бедолаге, маг принял гонорар и руку, назначив рыцарю несколько лечебных сеансов начиная со следующего дня.
– И что? Маг ее прирастил? – живо заинтересовалась я.
– Нет, выкинул в форточку и проветрил комнату. А рука у рыцаря новая выросла. Всего за месяц. Что уж говорить о пустяшной царапине.
– Но рыцарю понадобилась помощь мага, а тебе – нет, – возразила я.
– Не понимаю я тебя, – досадливо вздохнул вампир. – Только что предлагала мне свои услуги, а увидев, что я в них не нуждаюсь, возмущаешься.
– Ничего подобного. Профессиональный интерес. Меня интересует все, связанное с магией, ну и вообще все необычное.
– Вольха, а как твои родные относятся к магии? Они одобрили твой выбор? Их не возмущает, что любимая доченька, забросив кудель в угол, предается диким оргиям с упырями?
Лён затронул больную тему, но я как можно беззаботнее пожала плечами:
– Если бы я владела некромантией, я бы у них спросила.
– Они… все?
– Чума, – коротко ответила я и надолго замолчала. Перед моими глазами проносились полузабытые видения-воспоминания.
* * *
…Запах тухлятины и горелого мяса пропитал всю округу. Деревня Топлые Реды казалась единой издыхающей тварью, заживо разлагающейся в глуши леса и непролазных болот. С первыми лучами холодного весеннего солнца я прыгала с печи, накидывала рваный тулупчик и убегала за околицу, свистнув дворовую собаку. Будь моя воля, я не возвращалась бы вовсе, но четыре дня безостановочного пути до ближайшего селения и троекратный ночлег в лесу, кишащем волками, отбивали всякую охоту к побегу.
Год выдался неурожайным. Коровы, с раздутыми от гнилой соломы боками, падали одна за другой. Люди еще как-то держались, подмешивая в муку толченую кору и пресные корни болотных растений. Плохо, что деревня в глухомани, до ближайшего села семь дней пешим ходом, не у кого попросить поделиться. Да и не поделятся, у самих шаром покати.
Лес же помогал мне если не утолить, то хотя бы приглушить зверский голод. Черные проплешины у корней деревьев проклевывались бледно-желтыми стебельками дикого лука, горькими, но съедобными, в перепревшем опаде иногда находились прошлогодние орехи и желуди, а как-то раз я наткнулась на вмерзшую в лед лягушку и долго выбивала ее камнем, дуя на озябшие пальцы. Далеко от деревни я не отходила – волкам тоже хотелось есть, и ночами они уныло выли под частоколом, выманивая излишне самоуверенных собак. В отличие от людей, волки друг друга не трогали, а вот наш сосед средь бела дня топором проломил голову отцу, споткнувшемуся и уронившему горшок с жидкой болтушкой. Его не попрекали даже за глаза. Люди сторонились друг друга, подглядывая, вынюхивая, выискивая чужие тайники с зерном. Мы тоже стянули остатки провизии в подвал и по десять раз за ночь спускались их проверять и пересчитывать.
В начале весны в деревню пришел обоз с мукой и мороженым мясом. Заиндевевшие лошади со спавшейся в ледышки гривой привычно остановились у ворот. Ими управлял мертвец, закутанный в волчью шубу – старминский купец, торгующий с отдаленными поселениями. Сегодня он не требовал денег за свой товар, и люди дрались за его шубу, как настоящие волки.
Вместе с купцом пришла чума, его последняя подруга. Она неслышно прокралась в избы, отогрелась у жарко натопленных печей и спустя неделю вышла на охоту.
Первые три могилы еще кое-как выдолбили в мерзлой земле за частоколом. Остальных складывали сверху, заваливали смолистыми еловыми лапами и поджигали. Прогорев, костры ядовито скалились из груды пепла обугленными черепами. По утрам с них вспархивали сороки, вертлявые, длиннохвостые, вечером степенно расхаживали вороны.
Насытившаяся чума остановилась на четвертом десятке. Из двадцати пяти уцелевших девять медленно выздоравливали, остальные ежечасно искали страшные метины на коже, но боги миловали. Костры за частоколами угасли, пепел подернулся серым снегом. В деревне осталось девять мужчин и пятнадцать женщин, из детей выжила я одна. Никто не хотел заново обживать проклятое место. Собирались, как только потеплеет и подсохнут тропы, разбрестись по окрестным деревням, по родственникам. Я временно жила с дядей, братом отца, потерявшим жену и пятерых детей. А зима все затягивалась. То ударят морозы, то повалит снег, то оттепель нагонит воды под самый порог. Продукты снова подходили к концу, когда я приметила тянущиеся к деревне подводы. Встречать их высыпала вся деревня – не выходя, впрочем, за частокол. Кто их знает, гостей незваных, – вдруг разбойники какие, банда татей лесных. Да и с теми можно договориться, лишь бы, не разобравшись, стрельбу по встречающим не открыли.
Мне все было видно и отсюда, с соломенной крыши сарая, куда я вскарабкалась в поисках необмолоченных колосков. Странный это был обоз. Три телеги, а на них горой, под дерюгой, что-то гремящее и угловатое. Впереди двадцать воинов на лохматых лошадках, и сзади столько же. Война, что ли? С кем? Кому мы, болезные, потребовались?
Обоз встал под вековым дубом, в пятистах локтях от частокола. Воины смотрели насторожено, не спешиваясь. Наконец вперед выехал десятник на саврасом коне, косясь на своих и поминутно проверяя направление ветра обслюнявленным пальцем. Его смелости хватило локтей на двести.
– Много вас тут? – завопил он, прикрывая нос кожаной рукавицей.
– Есть чуток! – радостно откликнулся мой дядька, шагнув было за ворота, но воины немедленно ощетинились взведенными арбалетами, и он поспешно отступил назад. – Кто не помер, тому уже бояться нечего, две недели хворь не сказывалась! Заходите, не тревожьтесь – схлынуло моровое поветрие!
Десятник, не отвечая, повелительно махнул рукой. Молчаливые воины редкой цепочкой окружили деревню, за ними с надсадным скрипом потянулись телеги. Под сдернутой рогожей оказались пузатые бочонки в черных потеках.
Кто-то из мужиков, смекнув, к чему идет дело, перемахнул частокол и припустил к лесу в отчаянной надежде прорваться между двумя воинами. Короткий арбалетный болт целиком скрылся под его левой лопаткой. «Спасатели» сноровисто выбивали днища бочек, с размаху плеща на частокол вязкой смолой, пока десятник неторопливо разжигал соломенный факел. Я кубарем скатилась с крыши, метнулась туда-сюда – бежать некуда, черный удушливый дым слепит глаза, першит в горле, люди мечутся в огненном кольце, натыкаясь друг на друга. Брызгами разлетаются искры, гудящим пламенем разрастаясь в соломенных крышах. Частокол пылает, близко не подойдешь, сухо тренькает арбалетная тетива, не выпуская за ворота, в ушах звенят истошные вопли, и не разобрать, чьи – то ли воет перешибленная бревном собака, то ли заживо горящая женщина…
Только ребенок надеется укрыться от смерти в родном, пусть и горящем доме. Это меня и спасло. Ослепленная клубящимся внутри дымом, я споткнулась о кадушку в сенях и с визгом провалилась в открытый подвал. Крышка, за которую я судорожно попыталась уцепиться, хлопнула над моей головой. Скатившись по лестнице, я на четвереньках отползла в угол и забилась между ларем и стеной, поскуливая от боли и страха. Дым медленно истаивал под потолком, глинобитный пол холодил ушибленный бок. К реву пламени добавился грохот падающих балок – последнее, что я запомнила, прежде чем потерять сознание.
Потом был бессильный плач, неподдающаяся крышка, окровавленные пальцы… сытые вороны, пепелище с остовами домов…. железный ошейник моего верного пса, рассеченный мечом… черно-красные тряпицы на деревьях, предостерегающие путников. Король без раздумий пожертвовал маленькой деревней ради целого королевства, но я не находила оправдания его поступку ни тогда, ни теперь, когда постигла основы целительства с ключевым постулатом «меньшего зла». Услуги магов дороги, смола куда дешевле…
Я брела по оттаивающему лесу, судорожно сжимая котомку с остатками припрятанной в подвале картошки. На избушку лесной знахарки я наткнулась совершенно случайно, провела у доброй старушки около недели, а там гостивший у нее племянник подвез меня до Стармина на телеге.
В тот же день меня приняли в Школу Чародеев, Пифий и Травниц.
…Я уже не молчала, я рассказывала Лёну свою историю, ничего не скрывая. Он не поддакивал, не произносил слов утешения, он просто разделил со мной тот страшный весенний день, и воспоминания потеряли свою пугающую остроту и перестали быть наваждением.
Мне больше никогда не снились кошмары.
* * *
Вампиры с явным нетерпением следили, как я прощаюсь с Лёном у фонтана и он передает мне букет полевых цветов, нащипанный по обочинам дорог. Букет был выдержан в синих тонах – васильки, колокольчики, пушистые фиолетовые ежинки на полуголых стеблях, десяток крупных страстоцветов – с каймой из тысячелистника. Собирала букет я, но потом всучила цветы Лёну, увлекшись погоней за чем-то маленьким и светящимся, вроде пухлого золотого жука, выпорхнувшего из пунцовой чашечки дикой лилии. Естественно, не догнала, о букете забыла, и Лён, не напоминая, терпеливо нес его версты полторы. Пока вампир помахивал букетом в опущенной руке, тот выглядел вполне прилично, но стоило придать цветам естественное положение, как те горестно повесили головки. Лён непритворно смутился. Выглядело это так, словно незадачливый ухажер дарит девушке розы, которые неделю назад отвергла предыдущая пассия. Не пропадать же добру…
– Не пропадать же добру… – вслух повторила я, макая букет в фонтан. – Как ты думаешь, они отойдут?
– Полевые цветы живучи.
Лён ушел. Ожидавшие – нет, из чего я заключила, что ждут именно меня. Мокрые цветы выглядели еще плачевнее, теперь ими не прельстилась бы даже умирающая от голода коза, не говоря уж о даме сердца. Встряхнув букет, я храбро пошла навстречу вампирам. Собравшиеся поздоровались и расступились, пропуская меня в Кринин дом. Но уже через несколько секунд робкий стук в дверь дал мне понять, что от вампиров так просто не отделаться.
У всех посетителей болели зубы. В большинстве своем здоровые, но реклама сделала свое дело. Я никому не отказала в помощи, денег не взяла, зато сняла пару слепков для курсовой работы и оставила на память вырванный клык с дуплом. Болезные вампиры страшно смущались, неохотно признаваясь, что решили прибегнуть к моим услугам только из-за отсутствия Травницы, которая вообще-то опытный, но, к сожалению, трудноуловимый специалист. Я все-таки посоветовала ее поймать. Магия магией, и травами все болезни не излечишь, но лучше применять комбинированное лечение. Кроме того, нельзя переносить врачебный опыт с одной расы на другую.
Цветы, кстати, отошли. В другой, лучший мир.
Поделиться152008-09-29 10:17:12
Глава 13
Этой ночью я узнала кое-что новенькое о физиологии вампиров. Ложились они очень поздно, часу во втором ночи, вставали в пять часов утра. Для сравнения – у селян людей день кончался вместе с заходом солнца (зимой и летом), а начинался, соответственно, на утренней зорьке. Вампиры тоже просыпались с петухами, но самое веселое начиналось поздним вечером, когда одну половину неба обсыпало частыми звездами, а под исподом второй догорали закатные облака. Ни о какой работе речи, естественно, не шло. Все хозяйственные хлопоты заканчивались в три часа пополудни. Взрослые собирались в группы, молодежь, напротив, разбивалась на парочки. Первые шли в Дом Совещаний или просто к кому-нибудь в гости обсудить текущие дела и (чего уж там греха таить) посплетничать, вторые загадочно шуршали в кустах цветущего жасмина. Дети безбоязненно играли на темных улицах, подростки вообще отправлялись в лес – играть в разбойников и, как ни странно, упырей. Ложась спать ближе к полуночи, я чувствовала себя страшной соней – на улицах продолжала кипеть жизнь! Но к двум часам ночи вампиры постепенно расползались (ужасно хочется сказать – разлетались) по домам. Моя хозяйка Крина, на цыпочках минуя сени, молча раздевалась и забиралась на печь, стараясь не шуметь. Я все равно просыпалась – я сплю очень чутко, а коль уж я проснулась, мне обязательно нужно выйти во двор и на пару минут уединиться в узкой дощатой будочке с маленьким ромбовидным окошком. Потом я сонно плелась назад, валилась на кровать и снова засыпала. Крина будила меня в десятом часу, когда завтрак уже стоял на столе.
Сегодня же я выяснила, что вампиры спят не только мало, но и крепко. Очень крепко… Меня разбудил волк, он запрыгнул в распахнутое окно, ловко поддел носом одеяло и разлегся у меня в ногах. Я оставила его нежиться, попросила только не распускать блох, а сама встала и пошла умываться. Птицы щебетали, безветренная прохлада предвещала жару, макушка солнышка давала ровный белый свет. Уж и не помню, что мне потребовалось от Крины, кажется, я уронила в тазик с водой полотенце, а пытаясь его высушить, напутала с заклинанием, и полотенце обуглилось. По улицам уже сновали вампиры, бодрые и целеустремленные, и я справедливо рассудила: минутой раньше – минутой позже, моей хозяйке все равно вставать.
Крина спала на боку, ко мне спиной. Я позвала ее, легонько потрясла за плечо, а она… тяжело обвалилась на спину, безжизненная, вялая, холодная. Губы посерели, в лице ни кровинки. Я торопливо проверила зрачки, они были расширены и не реагировали на свет. Передо мной лежал труп, причем труп свежий, не окоченевший и довольно приятно пахнущий цветочной настойкой. Я поискала пульс – сначала у себя (все время забываю, где он находится), потом у нее; не обнаружила его ни там, ни там. Впору кричать «караул», но тут Крина глубоко вздохнула, через силу разлепила веки и хрипло спросила:
– Что случилось?
– Полотенце… – пролепетала я, с трудом обретая дар речи. – Я… я его сожгла и утопила… То есть наоборот… Запасное бы.
Крина зевнула, протерла руками глаза.
– Конечно, деточка, возьми в комоде… третий ящик, под простынями…
– А… да-да. – Я отправилась за полотенцем, едва переставляя ноги от пережитого ужаса. На щеке застывала, стягивая кожу, серая мыльная пена. Когда я вернулась с пустым тазиком, Крина как ни в чем не бывало хлопотала у печи, бодрая и румяная. Я не стала ее ни о чем расспрашивать, только поинтересовалась, хорошо ли она спала.
– Да, деточка. Мы, вампиры, спим, правда, крепко, но ты не стесняйся, буди меня в любое время.
Крепко?! Всего минуту назад она лежала труп трупом и я не знала, куда сначала бежать – за Повелителем или Травницей! Неужели сказки о живых мертвецах – правда? Не дожидаясь первых оладий с пылу с жару, я уже с улицы крикнула Крине, что скоро вернусь, и побежала к Лёну за ответом.
* * *
Интересно, почему покои Повелителя никто не охраняет? Даже слуг не видать – бери, загадочный монстр, Повелителя Догевы тепленьким… то есть холодненьким. Я нашла Лёна в третьей по счету комнате, половину которой занимало роскошное ложе, больше напоминавшее королевский катафалк. Вампир лежал на спине, вытянув руки поверх одеяла, прекрасный и безнадежно мертвый. Золотистые волосы рассыпались по подушке, на лице застыло спокойное мечтательное выражение, с каким надеются отойти в вечное царство правители мира сего (но хоронят их почему-то в закрытом гробу – видно, приходит по душу кто-то кошмарный).
Не долго думая, я прижалась ухом к его обнаженной груди. К моему великому разочарованию (с научной точки зрения), Лён был жив, однако редкие биения сердца скорее угадывались, чем прослушивались. Сон напоминал зимнюю спячку летучих мышей, способных понижать температуру тела на несколько градусов, замедляя обменные процессы. Я бесцеремонно тряхнула Лёна за плечо и окликнула по имени. Спустя пару секунд дыхание участилось, стало более заметным. Губы порозовели. Лён открыл глаза, минуту бездумно глядел в потолок, потом повернулся ко мне.
– Все экспериментируешь? – совершенно нормальным голосом спросил он.
– Да, кажется, я докопалась до истоков еще одной легенды.
Лён сел, откинул с лица волосы, зевнул.
– Поздравляю. Надеюсь, завтра меня разбудит не осиновый кол?
– Не знаю, не знаю… – с сомнением протянула я. – Я еще девичьи слезы не испытала. От которых испаряются.
– Ну, это смотря с чем смешать…
Разговор прервало внезапное появление синеглазого Старейшины, не соизволившего постучаться. Радости на его лице я что-то не заметила – он вытаращился на нас, как высокородная дама, заставшая единственную дочь в объятиях портового грузчика. Я поспешно вскочила с разобранной постели, пробормотала: «Я уже ухожу», – и угрем проскользнула мимо застывшего в проеме вампира. Во дворе меня поджидали остальные Старейшины. Вряд ли они мечтали ознакомиться с результатами эксперимента. Поздоровавшись (и получив весьма прохладный ответ), я покинула вражий стан, угнетенная численным превосходством противника.
* * *
На завтрак были картофельные оладьи с грибной подливкой и парное коровье молоко, не любимое мной с детства. Я попросила кружку воды и смело воткнула вилку в спину первой оладушке.
– Как там Лён? – поинтересовалась Крина.
– Живой, – невпопад ответила я и поспешила поправиться. – То есть, нормально. А откуда вы знаете, где я была?
Крина только улыбнулась.
– А вы можете узнать, о чем мы разговаривали? – не унималась я.
– Нет, деточка, что ты. Я из окна видела, куда ты пошла.
В отношении возраста вампиров я была уже достаточно подкована и на «деточку» не обиделась. Крина вполне могла застать мою пра-пра-пра-бабку в колыбельке.
– И за что они меня так невзлюбили? – Вопрос был отчасти риторическим, речь в нем шла о хмурых Старейшинах, но Крина не замедлила с ответом.
– Их можно понять. Лён – последний Повелитель Догевы.
– Ну не съем же я его, в самом деле! – буркнула я с набитым ртом.
– Деточка, я-то в этом уверена. Но и их можно понять. Они еще не знают, чего от тебя ожидать и на всякий случай опасаются. Для Догевы люди, тем паче маги, большая редкость.
Человек на ее месте мог сказать: «Вампиры в Стармине большая редкость, сожжем-ка мы вас на всякий случай. Береженого бог бережет». В распахнутых настежь дверях появился волк с рваным ухом. Потянув носом и явно заинтересовавшись, он неспешно подошел ко мне и уткнулся мордой в колени, искоса поглядывая на жбан со сметаной. Я предложила волку кусок оладьи, но он только понюхал и отвернулся. А Крина тем временем продолжала:
– Ты, наверное, знаешь, что долин, подобных Догеве, ровно дюжина: Леск, Арлисс, Волия и прочие, дальние. До войны на каждый десяток обычных вампиров приходился один беловолосый. В Догеве их проживало около двух тысяч, в Арлиссе – около полутора. Именно они подверглись усиленному истреблению, и сейчас по всем долинам насчитывается всего-навсего семнадцать беловолосых парней и девушек. Они – наша последняя надежда на…
– Постойте, постойте… – возмущенно перебила я, давясь горячей оладьей. – Я что, так похожа на истеричку с колом?
– Нет, конечно, нет, – торопливо возразила Крина. – Я просто отвечаю на твой вопрос.
Но я успела обидеться.
– На месте Старейшин я бы запретила примерному вампиру продолжительные лесные прогулки в компании злокозненной магички, уже не единожды выказавшей свой дурной нрав!
– Ха-ха, запретить Повелителю? – искренне удивившись, рассмеялась Крина. – Как можно запретить летнюю грозу и отменить весенний паводок? Слово Повелителя – закон для всех вампиров, включая Старейшин.
– А не слишком ли слепо вы ему подчиняетесь? Что, если в один прекрасный день Лён прикажет всем бросить дома и свить гнезда на деревьях?
– Вероятно, грядет наводнение, – невозмутимо ответила Крина. – Вольха, Лён давно уже не мальчишка. Он управляет Догевой пятьдесят с лишним лет. Конечно, у него есть свои недостатки и причуды, но когда речь заходит о чем-нибудь действительно серьезном, дурашливый Лён преображается в бесстрастного, мудрого и проницательного Повелителя. Нашу надежду и опору. Неудивительно, что Старейшины в колья воспринимают ваши прогулки. Но я-то знаю – а такой замшелой старухе, деточка, ты можешь поверить, – Лён прекрасно разбирается в друзьях и врагах и никогда их не спутает. Так что не обращай внимания на Совет, пусть старички ворчат себе под нос. Поворчат-поворчат и успокоятся.
– Но мне казалось, Старейшины тоже имеют право голоса и активно им пользуются.
– Чушь! Сколь бы напыщенные речи они ни произносили, решающее слово за Лёном. Они могут только попросить. Он же волен приказать. Лён воспитанный юноша и охотно уступает Старейшинам в мелочах, но серьезные решения всегда принимает в одиночку. Как и ответственность за их последствия.
– И что в нем такого особенного? – задумчиво вопросила я кувшин с молоком, стоящий между мной и хозяйкой. – Ну, светловолосый. У нас в Стармине таких семь на дюжину…
Ошеломленная Крина уронила раскаленную сковороду.
– Как, ты еще не знаешь?
– Нет.
– Тогда тебе стоит прогуляться к Дому Совещаний. Сегодня суббота, Лён обязан провести там весь день. – Опустившись на колени, Крина полотенцем подцепила опрокинутую сковородку. – Лучше увидеть ЭТО своими глазами.
Она меня заинтриговала. Еще большее любопытство возбудил легкий шум, доносившийся с площади. Там собралась толпа – шумная, бестолковая, пестрая, как в обжорных рядах Старминского привоза. Я еще не видывала такого скопища вампиров. На распродаже они и то вели себя более чинно. Впрочем, присмотревшись, я поняла, что толпа упорядочена в очередь – по несколько человек в ряду. Ряды переругивались друг с другом и между собой. Либо в Доме Совещаний раздавали бесплатные завтраки, либо Лён организовал массовый заем, а дивиденды платить отказался. Или все-таки выплатил? Я увидела, как отворилась задняя дверь, выпуская счастливых акционеров. Они были не просто счастливы – переполнены настоящей эйфорией, выражавшейся в блаженных улыбках и настойчивых попытках обнять и расцеловать подвернувшихся под руку ближних, а также друг друга. Я немедленно заподозрила Лёна в раздаче веланы – мощного галлюциногена на основе мака и конопли. Но велана, широко распространенная в Белории, употреблялась в виде самокруток пополам с табаком-самосадом, курение сопровождалось едким зеленоватым дымом, выдававшим притон за версту. А окна Дома Совещаний, пусть задернутые занавесками, были распахнуты настежь и дымом не пыхали. Значит, велана отпадает. Спиртное – тоже: самый профессиональный пьяница не сумет упиться за семь-восемь минут, отмеренных следующей паре визитеров. Очередь подвинулась на шаг, и я поняла, что эта канитель надолго. Вообще-то, когда раздают благодать, я стараюсь не оставаться в стороне, но очередь отбила у меня всякое желание к ней приобщиться. Вампиры доаудиенции представляли собой полную противоположность вампирам после нее. Они грызлись между собой, как собаки, и мои попытки внедриться в очередь поближе к заветной двери вызвали настоящий шквал ругани. Я отступилась и ушла.
* * *
Послонявшись без толку вокруг фонтана и про запас напившись воды, я стала размышлять, что мне делать дальше. Перебрав и поочередно отвергнув кучу вариантов, я не без досады призналась себе, что скучаю без Лёна. Наша вчерашняя размолвка только подхлестнула мой интерес к беловолосому вампиру. Мне не хватало спокойного внимания, насмешливых реплик и необъяснимого чувства защищенности, которое я испытывала, шагая рядом с Повелителей. И потом, он был прав. Я бы упустила много интересного, блуждая по необъятным догевским полям, лесам и весям в одиночестве.
Мне без него скучно… А вдруг ему скучно со мной? Беседа семидесятитрехлетнего вампира с восемнадцатилетней адепткой может его в лучшем случае забавлять. Мысль, что Повелитель прельстился моей исключительной внешностью, вызвала у меня короткий горький смешок. Все попытки облагородить мой милый облик неизменно терпели крах. Да, конечно, красота женщины в ее руках, но я предпочитала держать в них магический посох или, на худой конец, меч, поэтому мой внешний вид всегда оставлял желать лучшего. К тому же при наборе в Школу нас сортировали по интеллекту и магическим способностям, поэтому красивых от природы адептов и адепток можно было по пальцам пересчитать. Ум редко уживается с красотой, а если уж выпала такая неслыханная комбинация, то ей можно найти лучшее применение, чем угробить десять лет на обучение в закрытой Школе Чародеев, Пифий и Травниц. Конечно, горю могли бы помочь эффектные гардероб, макияж и прическа, но в таком случае пришлось бы забыть даже об одноразовом питании – стипендия, аккуратно выплачиваемая раз в две недели, и без того расходилась за два дня, потом приходилось подрабатывать по постоялым дворам и тавернам, показывая фокусы и торгуя из-под полы приворотными и отворотными зельями (по правде говоря, отличались они только скляночками – внутри плескалась все та же подкрашенная вода).
Макияж… Лекции начинались ни свет ни заря, а поспать я любила. Тратить драгоценные минуты сна на раскрашивание одутловатого от бессонницы лица? Ну уж нет! Тем более что Учителем это не поощрялось. Единственная девушка на факультете, я обожала штаны и свободные рубашки, с восторгом принимала участие во всевозможных попойках и гулянках по случаю успешной сдачи сессии и была «своей» в компании самых отъявленных сорванцов и пакостников Школы.
На услуги цирюльника в Школе тоже не тратились. За семь лет над моей не шибко роскошной шевелюрой измывались в общей сложности двадцать три человека, чередуя неровные клоки с лишаистыми пятнами. В конце концов я приловчилась ровнять челку перед зеркалом, позволив затылку обрастать на его усмотрение. Пугаться меня перестали, но на комплименты все равно скупились.
А сегодня мне впервые захотелось стать очаровательной девушкой. Потому что только очаровательная девушка может оторвать вампира от дел государственной важности, когда ей без него скучно…
Нет, день не задался с самого утра. От недостатка впечатлений меня скоро потянуло в сон. Улицы пустовали, распахнутые окна слепо белели задернутыми занавесками. Солнце нещадно выжаривало мостовую, раскаленные камни кусались даже через кожаную подошву. Вернувшись домой и не застав хозяйки, я без зазрения совести стянула из кладовой кусок сыра и устроилась с книжкой на застеленной постели. «Кровопийцы» лишь усилили мою апатию. Уже засыпая, я локтем спихнула ее с кровати и еще успела услышать далекое ворчание откликнувшегося на стук грома.
Поделиться162008-09-29 10:18:55
Глава 14
Когда я проснулась, дождь еще крапал, лениво, вдумчиво, с шелестом перебирая листву. Полосы солнечного света нащупывали прорехи в тучах, расцвечивая небо радугами. Запах мокрой земли перемешался с нежным ароматом шиповника и приторностью жасмина. Выскочив на улицу, я вдохнула его полной грудью, пьянея от восторга, испытанного и переданного мне напоенным дождем лесом. Лужи еще подрагивали, мелкие капли расходились извилистыми кругами.
Улица мало-помалу оживала – не я одна прельстилась послеобеденной прогулкой на свежем воздухе. После часа наблюдений и нахального, откровенного шпионажа за влюбленными парочками я выяснила, зачем вампирам крылья! Сложенные над головой, они надежно укрывали своих владельцев от дождя, служили балансирами – поскользнувшись, человек взмахивает руками, а вампир – крыльями. А еще они помогали обнимать бескрылых девушек. Получался эдакий шалашик на четырех ногах, шевелящийся и хихикающий. С непривычки жутковатый – словно там кого-то переваривают. Пометив в свитке это ценное наблюдение, я попутно забрала меч из починки. Он выглядел значительно лучше, а резал вообще бесподобно, к тому же кузнец откопал среди невостребованных заказов подходящие ножны. Они представляли собой легкую конструкцию из кожи, дерева и серебряной инкрустации и вешались за спину вместо традиционного крепления к поясу. Так выходило гораздо удобней. Денег с меня не взяли ни медяка – мол, подарок, сувенир на память. Вооружившись, я почувствовала себя значительно увереннее и даже решилась на самостоятельную прогулку.
Попасть в рощу с помощью «эффекта черновика» оказалось не так-то просто. Два раза я доходила до указанного Лёном сарайчика и даже заглянула внутрь (увы, я ошиблась в предположениях – там вовсе не засиживались после сытного обеда, а хранился садовый инвентарь в виде кос, грабель, тачек, лопат и прочих сельхозорудий). С третьей попытки он исчез и появились дубы. Воткнув в землю меч, чтобы пометить место изгиба пространства, я подошла к гранитному валуну и вскарабкалась на него, спасаясь от мокрой травы. Роща полнилась звонким щебетом. Вспугнутые мною дрозды-рябинники по одному возвращались на землю и, пересвистываясь, целеустремленно склевывали что-то с травинок. Один из них вспорхнул на оголовье меча и звонко, восторженно защебетал. Светлое лезвие меча вспыхивало и переливалось, когда солнечные зайчики, просеянные листвой, поскальзывали на его блестящих гранях. Мне надо было подумать. Я так и эдак крутила в памяти разговор с Келлой, пробуя на зуб каждое ее слово и пытаясь найти то единственное, с червоточинкой, оставившее недоуменную оскомину. Мысль о каком-то подвохе преследовала меня с самого утра, распаленная туманными намеками Крины, но зародилась она уже давно, исподволь зрея после встречи с Келлой. Как будто Травница, сама не заметив, дала мне ключ к разгадке тайны, а я не сумела им воспользоваться, и мое подсознание, возмущенное моей же тупостью, назойливо бубнило: «Ну что же ты? Подумай хорошенько… Ведь ты что-то слышала… А теперь вспомни! Это важно!» Внутренний голос скорее мешал, чем помогал сосредоточиться. Он вырывал из памяти какие-то куски и совершенно ненужные образы: тембр Келлиного голоса, запах луговых трав, судорожные подергивания червец-травы в руках… А меня интересовали именно слова. Почему – знало только подсознание и, казалось, оно сейчас выпрыгнет и надает мне пощечин, не усидев на месте от волнения.
Солнце спряталось в безобидную на вид тучку, и сияние меча угасло. Я вспомнила картину, украшавшую кабинет Учителя. На ней был изображен добротно упакованный в латы рыцарь со шлемом набекрень. Против обыкновения, рыцарь не сражался и не махал железной перчаткой прекрасной даме, а прилежно скорбел, предаваясь сему занятию с удивительным энтузиазмом. Чистое поле великодушно предоставило бедолаге единственную на всю округу кочку, на которую тот и присел, невесть как умудрившись согнуть внешне однородный металл лат и возложив усталые руки на крестовину воткнутого в землю меча. Чуть поодаль недвусмысленно возвышался длинный свежий холмик, увенчанный косо торчащим мечом. Я решила, что покойный находился с рыцарем в хороших отношениях – по крайней мере, после смерти, – ибо ни на переднем, ни на заднем плане я не заметила самой плохонькой лопаты, из чего заключила, что рыцарь самоотверженно копал могилу ножом (чего не сделаешь ради друга!), выгребая разрыхленную землю шлемом. Как же он, бедный, упарился в своей амуниции, многажды прокляв испустившего дух побратима и братскую клятву, не дающую ему спихнуть тело в ближайший овраг! Несмотря на все усилия, могила вряд ли получилась достаточно глубокой, и друга пришлось уминать, а землю, напротив, взбивать попышнее. В заключение, смахнув пот со шлема, рыцарь торжественно взялся за рукоять обеими руками и пронзил холмик осиротевшим мечом; клинок наткнулся на какую-то твердую часть друга, соскользнул и застрял, перекосившись.
И вот теперь рыцарь отдыхает после трудов праведных, злорадно представляя муки того бедолаги, на чью долю выпадут его, рыцаря, похороны. Я поймала себя на том, что тупо, скорбно гляжу на собственный меч и бессознательно ожидаю, что из земли подле него вот-вот высунется синеватая рука с растопыренными пальцами. Ну почему я помню всякую ерунду, а серьезные вещи приходится чуть ли не с боем вырывать у подкрадывающегося склероза? Вон, вампиры, которые живут по несколько веков, все помнят. Даже мое имя каждый называет с лету, даже представляться не надо. Проклятая телепочта.
«Телепочта. Она опередила тебя на два дня».
Но чтобы принять телепочту, нужен телепат не ниже второго уровня! А Учитель говорил, что в Догеве нет магов. Но телепатия – один из разделов магии, подобных специалистов в Школе готовят на факультете Ворожей и Пифий. И спрос на них не иссякает. Один Стармин ежегодно требует себе восемьдесят процентов выпускников, а это около шестидесяти человек. В самой завалящей конторе есть телепат. Правда, тоже завалящий, но прощупать платежеспособность завернувшего в контору клиента ему по силам. Самые мощные телепаты обретаются при дворах, в разведслужбе – шпионят себе помаленьку, заставляя придворных обзаводиться амулетами и вымученно размышлять о природе да погоде. Находятся, правда, отдельные чудаки, предпочитающие плесень скитов, шуршание книг и хруст черствого хлеба на зубах общению с мыслящей частью животного мира. Но таких немного. Как правило, с детства приспособившись к сточным канавам чужих мыслей, телепаты проникаются презрением к цивилизации и любовью к ее благам, доступ к которым открывает звонкая монета. Поэтому нанимаются на службу, безропотно процеживают канавы и строчат нудные доклады государственной важности, в свободное время предаваясь вышеупомянутым презрению и наслаждению.
Телепочта была изобретена лет двести назад одним могущественным и ушлым магом, которому, впрочем, естественных способностей показалось мало, и он решил усилить их искусственно, создав аппарат, который дошел до наших дней почти без изменений. Состоит он из особым образом ограненных и подогнанных друг к другу кристаллов, подвешенных на проволочной паутине приемно-передаточной антенны и соединенного с ней обруча. Вся конструкция занимает половину комнаты, сбоит в ненастную погоду и способна передавать мысли на сорок-шестьдесят верст в любую сторону. Чтобы передать сообщение, магу достаточно надеть обруч и сосредоточиться. Принять – то же самое, только, напротив, нужно расслабиться и не сопротивляться потоку чужих мыслей. Когда приходит сообщение, раздается резкий звук, привлекающий внимание мага. Но телепат не может безвылазно сидеть у прибора, чтобы надеть обруч по первому же сигналу! Значит, писк устройства неизбежно его выдаст. Нужно всего лишь покараулить, пошляться… Вот только где? В самом городе, конечно. Возможно, телепатофон стоит в Доме Совещаний. А впрочем, зачем я усложняю себе жизнь? Пойду-ка и прямо спрошу у Лёна. До сих пор он честно держал слово – отвечал на все мои вопросы или хотя бы сразу говорил, что не скажет или не знает.
Я протянула руку к мечу. Увлекшийся дрозд опомнился и суматошно вспорхнул мне в лицо, оставив на рукояти черно-белую струйку. Сердечно напутствовав птицу нехорошим словом, я кое-как отчистила меч пучками травы и эффектно, со свистом загнала в ножны, чудом не пропоров спину. Тоже мне, орудие убиения… Вот магия – это дело.
Я сосредоточилась на покинутом мною валуне.
«Подымись! – мысленно возопила я. – воспари!»
На этом месте полагалось четко и красочно представить вознесение объекта на небеса. Дескать, сила мысли превозможет силу тяготения.
Исключительно мощное догевское тяготение не уступало цементу. В моем воображении камень успел превратиться в точку, исчезающую в голубой дали небес, и я была немало удивлена и раздосадована, обнаружив его гораздо ближе и ниже. Я попробовала еще раз, выбросив руку вперед. Камень треснул, из щели, напоминавшей ехидную улыбку, посыпались искры.
– Ух ты! – послышалось из кустов.
Я обернулась на голос. Ветки дрогнули и раздвинулись. На меня с открытым ртом глазела худенькая девочка лет шести. Холщовая рубашонка ниже пупа, короткие штанишки, расхлябанные сандалеты, в ладошке зажата внушительная рогатка, на черных встрепанных кудрях – соломенный обруч-косица, за плечами деревянный меч в тряпичных ножнах.
– Тетя, а что это вы делаете? – звонко с любопытством спросила маленькая разбойница, впервые в жизни повстречавшая сумасшедшую тетю.
– Да вот, камушком любуюсь, – смутилась тетя, не желая признаваться в телекинетическом бессилии.
– Как-то странно вы им любуетесь, – усомнилось наблюдательное дитятко, – совсем как моя бабушка – дохлой крысой. Она их боится – страх! Всегда меня зовет, чтобы выкинула, а за это дает пряник или яблоко. Только я не выкидываю, а с друзьями на что-нибудь меняюсь. У них тоже бабушки пугливые есть!
Я развела руками.
– Тебя не проведешь. Верно, камушек мне совсем не нравится, и я хочу передвинуть его на другое место.
– Вам помочь? – вежливо поинтересовалась девочка.
– Чем ты мне, солнышко, поможешь… – вздохнула я.
– Да ничего, мне не трудно, – заверила малышка, доверчиво вручая мне камнестрельное оружие. Подошла к валуну, уперлась ручонками в треснувший бочок и… сдвинула его с места. А затем покатила, натужно, с пыхтением, как деревенские ребятишки катят снежный ком. Силенок хватило локтей на десять, девочка шумно вздохнула и обернулась, раскрасневшаяся, торжествующая.
– Досюда хватит? Я и дальше могу, только отдохну самую капельку!
Я растерянно посмотрела на зажатую в кулаке рогатку. Странно, что в Догеве остались еще живые птицы и целые окна! На что же тогда способен взрослый вампир?!
– Нет, пока хватит. Ты меня просто спасла. Хочешь конфетку?
– Давайте, – обрадовалась девочка, выхватывая угощение и рогатку. – Ну, я пошла, а то мы здесь с мальчишками в разбойников играем, я боеприпасы в засаду несу. Если задержусь, атаман ругаться будет. Вы во-о-он в те кусты лучше не ходите, там вас сушеным горохом убивать будут. Вчера дядю Кайела убили, так он за нами полверсты гнался, страх!
Бедный волк с гобелена! И как его угораздило нарваться на девочку с корзинкой?!
Поделиться172008-09-29 10:21:23
Глава 15
Я нерешительно покрутилась возле Дома Совещаний. Никаких посторонних звуков оттуда не доносилось, очередь исчезла, и после долгих колебаний я рискнула-таки приоткрыть дверь и заглянуть внутрь.
Роскошное белое облачение делало Лёна похожим на мраморную статую богини правосудия перед зданием старминской тюрьмы. Повелитель устало восседал на высоком кресле с бархатной обивкой, закрыв опущенное лицо ладонями. На стук двери он встрепенулся и, увидев меня, облегченно вздохнул.
– Тебе что-то надо?
– Ну, если ты очень занят… – я было попятилась, но вампир вовсе не собирался меня прогонять.
– Пожалуй, небольшой перерыв мне не повредит. Там кто-нибудь остался?
Я на всякий случай выглянула за дверь.
– Нет. Наверное, дождь разогнал.
– Хвала богам! – Лён закрыл глаза и бессильно откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Я закрыла дверь, подошла и запросто присела на широкий подлокотник.
– Что они все от тебя хотели?
– Справедливости, – с унылой торжественностью объявил вампир. – Возвышения правых и обличения виноватых… судьбоносных решений по делу об украденной репке и избиении неверного мужа скалкой…
– Так ты здесь вроде мирового судьи? – догадалась я. И всего-то? Странные у вампиров требования к Повелителю. У нас в Стармине подобных судий пруд пруди, но народной любовью они не пользуются, ибо ошибочно полагают, что весы в руках богини правосудия предназначены для соизмерения доброхотных даров истца и ответчика.
В дверь робко постучали.
– Войдите, – безнадежно вздохнул Повелитель, принимая более достойную позу.
В дверном проеме, ожесточенно толкая друг друга, застряли две вампирши. Ругаться при Повелителе спорщицы постыдились, выражая взаимную неприязнь громким сопением и мрачными взглядами. Весомый тычок в спины помог им оказаться в Доме Совещаний одновременно, и я увидела рыжую коровью морду, с интересом обозревающую внутреннюю отделку покоя. Подумав, корова дернула ухом, обратила на Лёна томный кареглазый взор и тихонько замычала.
– Приветствую вас, Повелитель. – Голоса истицы и ответчицы слились в один.
«Мне уйти?» – показала я глазами на дверь.
Лён отрицательно качнул головой, украдкой толкая меня в бок. Я опомнилась и вскочила с подлокотника.
Вот что значит благородное воспитание! Излучаемая Лёном радость от встречи с коровой могла сравниться только с радостью быка. Обласкав животное взглядом, Лён повернулся к просителям. От него прямо-таки веяло царственным величием, проницательным сочувствием и бесконечной любовью к подданным. Вампирши благоговейно притихли. Я сцеживала улыбку в кулак, вспоминая выражение монаршей физиономии при стуке в дверь.
– Подойдите поближе, – звучно велел Лён, одергивая плащ.
Вампирши сделали несколько робких шагов. Корова не отставала.
– Что привело вас на мой беспристрастный суд, досточтимые истицы? – с отеческой лаской вопросил Повелитель, опасливо наблюдая за несколько вздернутым коровьим хвостом.
«Досточтимые» заговорили, а потом и забранились дуэтом.
– По очереди, по очереди, – поморщился Повелитель.
Вампирши не прочь были говорить по очереди, но каждая хотела высказаться первой.
– Стоп, давайте начнем с вас, – Лён наугад кивнул одной из женщин.
– Пропала у меня, значит, корова, – после короткой смущенной паузы затараторила она. – Хорошая корова, удойная, рыжая.
Вещественное доказательство замычало.
– Месяц ее нет, два, три. А сегодня утром приводит мою Зорьку к соседскому быку на случку эта…
Пристойного определения «этой» истица подобрать не сумела.
– Это точно ваша корова? – уточнил Лён.
– Вот те крест!
Крест вампиру меня позабавил.
– Му-у-у-у! – согласилась корова.
– Верю, – подумав, сказал Лён. – Версия номер два?
Ответчица с готовностью перехватила эстафетную палочку.
– Иду я как-то по лесу, слышу – корова мычит. Жалостливо так мычит, словно на помощь зовет. Я – к ней. Гляжу – свалилась, болезная, в овражек, стоит по брюхо в грязи, уже и выбраться не пытается, так ослабела. Сколько я намучилась, пока ее вытаскивала, потом две недели выхаживала, ночей не спала. Умерла она для прежней хозяйки, распустехи ленивой – та даже искать скотину не пыталась, а как через соседский плетень заприметила, крик подняла: караул, ограбили!
Корова замычала с той же охотой, умоляя Повелителя поскорее разобраться с правом собственности и отпустить несчастное животное на дойку.
– Так оно и было, – констатировал Лён.
– Кто ж она, как не воровка? – не сдавалась истица. – Порядочная вампирша, прежде чем цыпленка приблудного в своем курятнике запереть, всех птичниц окрестных расспросит. А тут слыханное ли дело – дойную корову со двора свела!
– Следить надо лучше за скотиной!
Перепалка возобновилась. «Скотина» тоскливо ей внимала.
– Тихо, уважаемые, тихо! – запротестовал Лён.
– Резать ее вроде жалко, молодая еще, доится прилично, – пожаловалась истица.
Лён заметно смутился, расставаясь с идеей поделить корову механическим способом.
– Скажите, а бык, он того… успел? – неожиданно для самой себя поинтересовалась я.
Корова зарделась.
– Да вроде бы, – неуверенно ответила первая владелица.
– Так она, выходит, стельная? – продолжала я, воодушевляясь. – Пускай тогда истица забирает принадлежащую ей корову, а когда родится теленок, отдаст его ответчице. В качестве премиальных за спасение коровьей жизни.
Лица и морды присутствующих просияли и с надеждой обратились к Лёну.
– Быть по сему, – без колебаний согласился Повелитель.
Корова облегченно облегчилась.
Последовала немая сцена, доставившая мне несказанное удовольствие. Внеся свою посильную лепту, корова с достоинством развернулась и покинула место действия.
Неуловимо потемневшие глаза Повелителя заставили вампирш развить бурную деятельность по устранению конфуза. Лён деликатно молчал, что еще больше нагнетало обстановку. По Дому Совещаний пополз сладковатый душок, милый селянскому сердцу.
– Я хотела бы с вами поговорить… Наедине, – сжалилась я.
– О… да, конечно! – встрепенулся Лён.
Мы наперегонки бросились вон из Дома, оставив дверь нараспашку.
– Изумительно, – пробормотала я, жадно глотая свежий воздух. – Я видела мировых судий, берущих взятки деньгами, продуктами и натурой, но навозом вроде бы еще никто не расплачивался!
Лён мигом отбросил суровую личину вершителя судеб и улыбнулся – задорно, как мальчишка.
– А неплохо у тебя получилось. Не хочешь денек поработать моей советницей?
– Ни за какие коврижки, – отмахнулась я, – чтобы потом неделю страдать от бессонницы, гадая, то ли насоветовала? Я надеюсь, они не солгали насчет коровы – может, стянули у кого-то третьего, а теперь не знают, кому больше причитается – кто веревку отвязывал или кто на стреме стоял?
– Насчет этого можешь не беспокоиться. Меня невозможно обмануть. Как невозможно не думать.
Все у меня внутри перевернулось и захолонуло от жуткой догадки.
– Ты… так ты и есть… телепат? – ахнула я.
– Абсолютный, – просто сказал он. – Мысли, память, подсознание, чувства, звуковые, вкусовые и зрительные образы. Полное подключение, леший бы его побрал!
– Ну почему же? – выдавила я. Вот так влипла! Нет, если какое-то дело нужно испортить, лучшего порчуна, чем я, не найти во всей Белории. Не только делами, но и мыслями на всю Догеву ославилась!
– Нет-нет, – поспешил успокоить меня вампир. – Кроме меня, никто в Догеве телепатией не владеет. Все строго конфиденциально, иначе ко мне никто бы не приходил. И, честное слово, я тебя почти не читал!
Почти! Все, я покойница…
– Я пойду, пожалуй, – пролепетала я, затравленно озираясь по сторонам.
– Постой! – Лён ухватил меня за руку, развернул к себе лицом. Я отвела глаза. – Не валяй дурака, я ведь не чумной. Ну что ты так испугалась? Ты же магичка, среди вас телепатия в ходу. Думаешь, Учитель ею не пользуется?
– То Учитель. – Я попыталась высвободить руку, дернув локтем, но Лён не отпускал, впившись, как клещ.
– Какая разница?
– Большая. Я знаю, когда он это делает, а ты… ты просто низкий воришка!
– Почему это? – опешил вампир.
– Потому что все, кто берут чужое потихоньку и без спросу, воры! Не важно, что – деньги, вещи, мысли. А я-то тебе доверяла… Больше, чем Учителю… – вырвалось у меня. И это было правдой. Я вообще никому не доверяла. Чем больше ты доверился человеку, тем больший у него соблазн тебя предать.
– Ну Вольха… – Ей-богу, он чуть не плакал! Теперь, когда я поняла, что происходит, я наконец вычленила из своих мыслей легкий ненавязчивый шепоток, который немудрено было принять за внутренний голос. Он-то и вызывал непривычное мне чувство внутреннего покоя и уверенности. Как будто разговариваешь сама с собой. А уж от самой себя меньше всего ждешь подвоха. Грубое, откровенное проникновение Учителя и других наставников в мой разум никогда не проходило незамеченным, будучи редкостно неприятным. Словно я устроила развеселый девичник в женской бане, а туда в самый разгар потехи ввалилась ревизионная комиссия в официальных костюмах и равнодушно оприходует шайки и веники. Это отбивало у меня охоту общаться подобным образом. Можно поговорить вслух, если так уж приспичит.
Но тогда не добьешься такого слияния душ. Ведь не всякую мысль можно выразить словами. Разве опишешь, например, свои ощущения от путешествия по реке в утлой лодчонке, в грозу, когда молнии серебристыми змейками скачут по воде, а струи теплого дождя кажутся стеблями пшеницы, чьи колосья собраны в низкие пушистые облака? Когда из воды за кормой внезапно вырастает зеленоватая шея водяного змея, увенчанная приплюснутой головой с алыми задумчивыми глазами и так же беззвучно погружается в воду?
Не перескажешь. Не сумеешь. Тебя просто не поймут. Ну плыла. Ну видела. Вместо того, чтобы проникнуться восторгом, твой собеседник недоуменно спросит: «У тебя с головой все в порядке? Так же утонуть можно»! Ну конечно, можно. Потом я долго искала того паршивца, что отвязал лодку, пока я рвала остролист для гербария. Спасибо русалкам, отбуксировали ее к берегу.
Лён бы меня понял. Не задавая дурацких вопросов, он проплыл бы со мной этот путь, любуясь стройными соснами по обрывистым берегам реки, смахивая с лица пресные сладковатые капли и осторожно погружая весло в бурлящий поток. Воду, так уж и быть, я бы вычерпывала сама.
И я поняла, на чем зиждется догевское правосудие. На уверенности, что правда восторжествует, потому что солгать судье невозможно. Преступность в Догеве нулевая. Ругаются тоже редко – скажем, разошлись муж с женой во мнениях и, вместо того чтобы хвататься за сковородки, бегут к Лёну. Его решения никогда не оспариваются – ему же виднее. Кого Повелитель сочтет виновным, тот и извинится. Мир и порядок, все довольны и счастливы. Если Повелителя не станет… да они же перегрызутся, как люди!
И, хорошенько поразмыслив, я его простила. Зря, наверное.
Поделиться182008-09-29 10:23:56
Глава 16
Я так увлеклась свободным творчеством, что не заметила, как стемнело. Крина предупредительно зажгла и поставила на стол трехсвечный канделябр. Под шелест пламени дело пошло еще прытче. Второе перо сломалось и посадило в центр свитка кляксу. Я не обращала внимания на подобные мелочи – главное, накарябать черновой вариант, а уж в Школе перепишу набело. По горькому опыту я знала – пиши пока пишется, потом может не быть ни времени, ни вдохновения, необходимого даже при ловле блох. Дело спорилось, но не двигалось к концу ни на йоту. Переизбыток вдохновения тоже вреден. В том, что моя курсовая представляет огромный интерес для науки, я не сомневалась. Но мне хотелось сделать ее интересной и доступной для широкой публики, поэтому факты частенько перемежались с описанием природы, погоды и моих ляпсусов. К концу третьего свитка (объем курсовой – два) я поняла, что зерно брошено в благодатную почву, которая при правильной культивации может взрастить солидный магистерский трактат. Это нисколько не охладило моего энтузиазма. Отложив перо и разминая пальцы, я погрузилась в сладостные мечты о славе, которая, конечно же, придет ко мне после защиты и опубликования моего пухлого труда. Меня будут узнавать на улицах. Меня будут цитировать наизусть. Меня будут приглашать на международные и межрасовые конференции, а я – отнекиваться со скучающим видом. Помакав перо в чернильницу, я с новыми силами набросилась на прижизненный памятник себе, любимой.
Щеколда скрипнула. Я была так поглощена бумагомаранием, что даже не соизволила оглянуться, поэтому вопрос: «На какой стадии завещание?» – застал меня врасплох. Я не ожидала увидеть Лёна так поздно, а уж сегодня – тем более.
– Да вот, решила наконец взяться за курсовую, – созналась я.
– На какую тему?
Я молча кивнула на витиеватое заглавие.
– В списке использованной литературы первым номером Тюдор Избавитель?
– Да, я сравниваю его наблюдения со своими. Откуда он набрался подобной чепухи? Ни одно из указанных им средств на вас не действует. Да, кстати…
Я размашисто перекрестила собеседника. Он рефлекторно отшатнулся.
«Реакция отрицательная» – пометила я на полях свитка.
– Это еще что за ерунда?
– Безотказный способ. Что там у Тюдора? – Я раскрыла «Кровопийц» по одной из закладок. – «Отскочив, взвыл мерзавец-вампир дико… закрутился на месте, раздирая когтями гниющую плоть свою…»
– А если бы сработало?
– Я бы написала: «Реакция положительная».
Лён небрежно взял один из исписанных свитков, расправил и вчитался. Он застыл надолго. Я наблюдала, сначала с гордостью, потом с опаской.
– Хм, – сказал Лён, присаживаясь на лавку и не отрывая глаз от текста. – Надеюсь, круг читателей ограничен?
– Отдай! – возмутилась я, вырывая свиток. – Это еще черновик.
– Кого это ты называешь «беловолосым упырем»?
– Это первое впечатление! – Защищалась я. – Дальше пойдут факты.
– Так дай дочитать.
– Не дам. Я дальше еще не написала.
– Так я подожду, – предложил он, осклабившись, как упырь.
Судя по высокому месяцу, было далеко за полночь. Что это ему не спится?
– Я зашел пригласить тебя на Хорошую Ночь.
– Чем же она так хороша? – Тут только я заметила, что улицы кишмя кишат вампирами. Там и сям мигали огни костров, слышался веселый гомон и нестройное пение. Запах жареного мяса и горячего пунша разносился окрест. – В честь чего праздник?
– Я же говорю – Хорошая Ночь.
– И все?
– Ну да. Почему бы не отпраздновать ночь, если она так хороша, как эта?
– А как ее празднуют?
– Как угодно. Пьют, едят, соревнуются, гуляют. Единственное условие – не испортить Хорошую Ночь. Как только у тебя портится настроение, праздник окончен.
Я подумала, что пора спать, но спать не хотелось.
«Почему бы и нет?» – подумала я.
Он без слов подал мне руку и задул свечи.
* * *
Теплая ночь засеяла черную пашню неба отборными звездами и терпеливо бороновала ее зубцами рваных облаков. Только-только народившийся месяц вживался в роль ночного светила, и летучие мыши весело трепыхали крылышками, пересекая его отточенный серп.
Нежные ароматы жасмина и шиповника, к которым вскорости примешалась ночная фиалка, заставлял сердце волнующе трепетать в предвкушении романтики. В такие теплые, погожие летние ночи девицы-красавицы, заключенные в тесных стенах родительских дворцов, имеют обыкновение прыгать с балконов в объятья воздыхателей с лютнями. Хорошо, когда на девице пышные юбки – они смягчат удар о землю, если воздыхатель окажется недостаточно расторопен.
– Как вкусно пахнет! – Я алчно принюхалась к светлому дымку, тянувшемуся от длинной ямы с угольями, над которой томилось мясо, нанизанное на тонкие железные прутики с деревянными ручками. Вокруг ямы, перебрасываясь шуточками, толпились жизнерадостные и голодные вампиры – стряпчий не успевал менять вертела.
– По удивительному стечению обстоятельств все маги, посетившие Догеву, были убежденными вегетарианцами, – ядовито уведомил меня вампир.
– А мне плевать, из кого отбивная, – заупрямилась я. – Я хочу есть, и мой растущий организм требует мяса. Если нет куриного крылышка, пусть будет девичье бедрышко. Только прожаренное и не очень жирное. Я постою в тенечке, а ты сходи, попроси немного, тебе должны дать без очереди.
При виде Повелителя, приближавшегося энергичным шагом, разговоры и смешки стихли. Толпа подобострастно раздалась, пропуская Лёна к жаровне. Выглядело это так, словно у питейного заведения материализовался один из богов, оставил громы с молниями на входе и спросил кружку пива и воблу. Каприз божества незамедлительно удовлетворили.
– Девичьи бедрышки кончились, – сообщил Лён, торжественно вручая мне вертел с несколькими кусочками сочного мяса, нашпигованного чесноком и переложенного луком. – Ты не возражаешь против бараньей вырезки? Отлично. А в кармане у меня лежит хлеб. Правда, он там давно лежит… Подержи мою порцию.
Освободив руки, Лён извлек из кармана нечто в тряпице, на которую мы оба воззрились с нескрываемым ужасом. По всей видимости, в далеком прошлом, еще до ледникового периода, этот жуткий блин представлял собой ломоть ржаного хлеба, уже тогда несвежего. Пыль столетий оседала на памятниках искусства, могущественные цивилизации возникали и исчезали без следа, землетрясения, наводнения и пожары периодически наносили урон сельскому хозяйству, а хлеб все лежал да лежал себе в кармане, ожидая звездного часа. И час пробил! Триумфальное явление хлеба народу вызвало самые противоречивые чувства.
– Фу! – наконец сказал Лён, немногословно выразив свое мнение по данному вопросу.
– Настоящий антиквариат, – подтвердила я. В мерцающем свете костров хлеб переливался всеми оттенками зеленого, как гномий сыр. – Давай подадим его какому-нибудь нищему.
– Настолько неприхотливые нищие долго не живут.
Я предложила скормить хлеб злейшему врагу, но Лён возразил, что это негуманно – мол, мы же не варвары, зачем так измываться над бедолагой в прогрессивный век колесования? Не отыскав достойного применения уникальному продукту, мы выкинули его в кусты и занялись поисками укромного местечка для расправы над шашлыками.
– Пойдем! – шепнул Лён, увлекая меня за угол ближайшего дома. Мы долго петляли задворками, пока не выбрались на утоптанную площадку, со всех сторон окруженную высокими кустами. На земле лежало ошкуренное бревно, а сквозь рваную брешь в ветвях отлично просматривалась площадь. – Отлично, мы первые! Если кто-нибудь начнет ломиться через кусты, будем что есть мочи вопить: «Занято!»
– Пойдем, дорогая, здесь уже занято! Какие-то нахалы захватили наше место! – Отчетливо прошипел в кустах мужской голос, огорченно вздохнул женский, треснула ветка, и все стихло.
– Сам ты нахал! – Вполголоса буркнул Лён. Его услышали, мало того, опознали, и до нас донесся сдавленный стон и трагически-надрывное «Извините!», подобное предсмертному хрипу.
– Ну зачем ты так? – мягко упрекнула я.
– А я не вампир, что ли? Не могу посидеть в кустах с девушкой? – Улыбнулся он, блеснув клыками.
– Но-но! – Я погрозила вампиру вертелом. – Ой, что там происходит?
Мое внимание привлекло странное действо, разворачивающееся на площади – вернее, огороженном веревкой ее кусочке, как раз напротив нашей трапезной. По площадке беззвучно кружились две крылатые тени. Именно тени – быстрота и плавность их движений не имели ничего общего с угловатой неуклюжестью живых существ. Алые отблески пламени трепетали на лезвиях гвордов. Редкий лязг от стакнувшегося железа вызывал волну испуганных вздохов среди зрителей, державшихся на почтительном расстоянии от веревочной ограды.
Бой не закончился, а словно оборвался в самый напряженный момент. Судья – если он вообще был – не подавал никакого знака к окончанию поединка, оба противника уверенно держались на ногах, но почему-то разом опустили оружие и натянуто улыбнулись друг другу, блеснув клыками. Помедлив, левый боец выпрямился и поднял гворд над головой. Толпа восхищенно взревела.
– А как они определили, кто победил? – шепотом спросила я у Лёна. – Они даже не задели друг друга!
– Задели, и не раз. Просто не подали вида, вот ты и не заметила. Им не обязательно драться до поражения. По догевским правилам бой идет до выявления более опытного бойца. Тогда слабейший просто выходит из круга, и его место занимает другой претендент.
– Так просто выходит? Не плюется и не ругается? И победителя не приходится оттаскивать за шиворот? Странно, вроде бы так яростно сражались… Смотри, никто не торопится подменять выбывшего! Это лучший гвордщик в Догеве, да?
Лён призадумался, и я получила тщательно сформулированный ответ:
– Да – среди присутствующих там.
– Лён, а ты не хочешь попытать молодецкую силушку? У тебя есть шанс произвести на меня впечатление, – предложила я нарочито кокетливым голоском.
– Бешшмышленно, – невразумительно проворчал Лён, вгрызаясь в мясо. – Я их вшех уше один раш в этом году победил, до весны больше не полежут… Рашве што на тренировках…
– Ну и глупые же у вас правила! Надо больше полагаться на удачу. У самого сильного противника есть слабое место. Вся соль в том, чтобы определить это место с первой попытки – второй может не быть. Если он вспыльчив – доведи его до белого каления, если хромает – побольше бегай, если у него болит зуб – целься в зуб. – Я смерила Лёна оценивающим взглядом, красноречиво задержавшись ниже пояса. – Есть, конечно, и общеизвестные места…
– Хорошо рассуждать о битве, сидя в кустах. Посмотрим, как ты справишься с настоящим противником, – посерьезнел вампир, на всякий случай закладывая ногу за ногу.
– С монстром?
– Да хотя бы с ним.
– Одна немаловажная деталь, Лён, – поправила я. – Для битвы с монстром нужен монстр.
– Думаешь, его не существует? – нахмурился вампир.
– Нет, я просто говорю, что сейчас его нет.
– Значит, ты можешь уехать с чистым сердцем? – рано обрадовался Лён.
– Могу, но не хочу. – Я бросила в рот последний кусочек мяса, потянулась и умиротворенно вздохнула. – Где еще я смогу отпраздновать такую Хорошую Ночь?
– А у вас разве нет ночных праздников?
– Почему, есть. Ночь Святого Слуки, или Кладоцветень. Но он в самом конце колосня, нескоро еще.
– И как вы его отмечаете? – Лён тоже доел баранину и воткнул пустой вертел в краешек бревна. Я последовала его примеру. – Не забыть бы их завтра забрать.
– По-разному. Прыгаем через костер, мажем дегтем чужие ворота. Ищем легендарную папороть-кветку, соревнуясь в этом с нечистой силой, которая якобы отводит людям глаза, заманивая в чащобы и буераки. А я уверена – подвыпивших искателей заводят в чащобу не лешие, а собственные ноги.
– Ну, ворота мазать я тебе не дам. А папоротника здесь навалом. Я знаю поляну с уймой этой дряни, – предложил Лён.
– Так чего же мы ждем? Пошли искать кветку! – Загорелась я, вскакивая. Мне хронически не везло на ночь Святого Слуки – то дождь пойдет, то ногу подверну или завтрашняя контрольная покоя не дает; почему бы не перенести ее на более подходящее время?
– Сейчас? – ужаснулся Повелитель.
– А когда? Днем? Или зимой, по сугробам с лопатой? Пойдем, пока луна светит!
Лён почему-то не горел желанием искать чудесную папороть-кветку. Его не соблазнила даже идея найти клад, открывающийся, по слухам, обладателю редкостной флоры. Нет, он не отказывался наотрез, но предлагал перенести поиски на утро, а лучше – вечер, напрочь игнорируя суточный ритм папоротника и не собираясь подлаживаться под оный.
– Но он же цветет только ночью! – настаивала я, на что вампир возражал, что нецветущий папоротник ничем не хуже, да и искать его гораздо легче.
– Хорошо, пойду одна, – решила я, и в настроении Лёна произошла решительная перемена. Ну конечно, он будет меня сопровождать. Государственная казна как никогда нуждается в кладе.
На этом его чудачества не прекратились. Сначала он галантно пропустил меня вперед, предоставив выбирать дорогу, а когда я, спохватившись, уточнила, туда ли мы идем, невозмутимо ответил, что нет. В качестве первопроходца он оказался еще хуже. Брел, словно в хвосте похоронной процессии. Изъявил желание отдохнуть на пеньке сомнительной чистоты. Остановила его только ночующая там гадюка, злобно зашипевшая при виде вампирьего зада. Подскочив на три локтя, Лён ненадолго взбодрился, и я поторопилась занять его беседой:
– Лён, а тебе не скучно разговаривать?
– Ничего подобного. При оживленном разговоре мысли совсем ненамного опережают слова. От речи их отличает полное отсутствие метафор, они всегда прямолинейны и однозначны, хоть и насыщены эмоциями. Словами же можно играть, как картами, – перетасовывать, сдавать, подкидывать… завораживать. Не-ет, я ни за что не лишил бы себя удовольствия выслушать интересного собеседника, – протянул вампир, улыбаясь своим мыслям.
«Уж кто-кто, а ты умеешь пользоваться словами», – не без злорадства подумала я.
– Должность обязывает, – сказал Лён так же непринужденно, словно я продолжала с ним разговаривать.
– Нет, Лён, ты невозможный! – возмутилась я. – При тебе даже подумать спокойно нельзя. И как тебя подданные терпят?
Даже зная, как проявляется телепатический дар Лёна, я не чувствовала непрошеного вторжения, пока не вспоминала о нем. Вспомнив, я могла без труда определить – «читает» меня Лён в данную минуту или нет. Но с какого момента и как давно он этим занимается – вычислить не удавалось.
Мы вышли к знакомому озерцу, теплом дохнувшему в наши лица. По черной воде бежала серебристая рябь, разбиваемая частыми всплесками – сидящие на берегу лягушки торопились укрыться в спасительных водах. Молчание показалась мне чересчур натянутым. Восстановив в памяти диалог, я припомнила, что последнее слово осталось за мной. И с опозданием догадалась, насколько одинок мой спутник. Кому захочется постоянно общаться с телепатом? Ведь любое разумное существо сначала подумает, а потом скажет. И не всегда то, что подумало. А сделает вообще третье. Вот и бегут к Повелителю, когда без него уж никак. Надоели ему, наверное, бесчисленные спорщики и жалобщики, которые, встречаясь с ним на улице, отводят глаза: «Приветствую Вас, Повелитель», и поскорее уходят от разговора, потому что у самого доброго, умного и воспитанного вампира на задворках сознания всегда копошится неприличная мысль. Потому-то и бродит Повелитель по догевским пустошам в гордом одиночестве, как унылое привидение, изредка являясь подданным и повергая их в благоговейный трепет. Я попробовала прочитать мысли Лёна. Безуспешно. Его блокаду не пробил бы и архимаг.
– Знаешь, есть такой анекдот: наведался знаменитый лекарь в хибару третьесортного знахаря и жалуется на боли в спине. Знахарь в шоке: «Как? Неужели вы не можете исцелить себя сами?» «Могу, – со вздохом отвечает знаменитость. – Но видите ли, я слишком дорого беру за свои услуги».
– Предлагаешь брать поменьше? – оживился Лён, вскидывая голову.
– Предлагаю брать вообще. Развел, понимаешь, дешевую благотворительность. Повесь ценники на свои услуги. Примирение спорщиков – 2 менок. Чтение мыслей – 4. Дельный совет – 7. Вызов на дом – отдельно 5 менок плюс харчи.
Он дико расхохотался, загнав в озеро самых храбрых лягушек.
– Знаешь, Вольха, проку мне с твоих мыслей… Первый раз сталкиваюсь с настолько непредсказуемым логическим мышлением, приходящим к совершенно противоположному выводу перед самым ответом. Ей-богу, легче понять тебя вслух!
– Лён, если ты вообще можешь меня понять, то я тебе завидую.
Вампир замер, предостерегающе подняв руку. Я послушно замолчала, гадая, что же могло его насторожить. Вепрь? Медведь? Или…
Не дав мне пофантазировать, Лён сморщил нос и чихнул.
– Будь здоров.
Он кивнул в знак признательности и чихнул еще раз.
– Это все, что ты хотел мне сказать?
– Ну, в общем… Чхи!
Чихал Лён высоко и тонко. Где-то невдалеке ехидно ухнул филин.
– Нажми на переносицу, – посоветовала я. – Поможет, если не аллергия.
– Значит, не поможет. – Лён аристократически потянул носом. – Кажется, все. А… а… Нет, точно все. Она где-то рядом.
– Кто?
– Да поляна. – Вампир боком протиснулся меж двух пушистых елочек, предупредительно раздвинув колючие лапы. – Ну, ищи свой клад.
* * *
Поляна горела, переливалась крошками живого серебра. Высокие резные листья щекотали ноги. Вихрившиеся в воздухе светлячки сплетали причудливое, мгновенно тающее кружево вокруг цветов на высоких голых стеблях. Бледный свет трех полупрозрачных лепестков выхватывал из темноты кончики молодых листьев, свернутых улиткой. Хрупкие тычиночные нити плавно покачивались под тяжестью продолговатых пыльников. Когда жуки, очарованные светом, пытались присесть на покатые лепестки, судорожно перебирая лапками и крыльями, облачка серебристой пыльцы выпархивали из чашечек цветков и плыли над полянкой, рассеиваясь и угасая.
Завороженная дивным зрелищем, я простояла на краю поляны целую вечность. Пузатый жук мягко ткнулся в мое плечо, сел, сложил крылья и замер, как магическая брошь. Я задрала голову. Рой светляков смешивался с роем звезд. Я перевела взгляд на Лёна. Жук, неподвижно сидящий у меня на плече, отражался в глазах вампира двумя золотыми точками. Мы стояли так близко, что я чувствовала запах выделанной кожи, исходивший от его потрепанной куртки. При желании он мог наклониться к моим губам и… или ниже, к шее. Да все равно! В эту прекрасную ночь я жаждала романтики, как никогда в жизни. Затаив дыхание, я чуть подалась вперед…
Лён глубоко вздохнул… и захлебнулся безудержным, непрерывным чиханием. Жук вспорхнул, радея за свое здоровье. В довершение всех бед из кустов беззастенчиво вылезло нечто большое, черное и согбенное, невнятно бормочущее себе под нос. Цветы на его пути таинственным образом исчезали.
– Нет, она нас преследует! – Возмутилась я, узнавая Келлу.
Травница, кажется, только сейчас обнаружила наше присутствие.
– Привет, малышка… Повелитель?! Вы что, следили за мной?
– Нет, мы на вас СЛУЧАЙНО НАТКНУЛИСЬ, – процедила я сквозь зубы. – Вы самая натыкаемая Травница в Догеве!
– Хорошая ночь, правда? – наивно спросила Келла, не замечая, что после встречи с ней ночь перестала быть такой уж хорошей. Уткнувшись в носовой платок, Лён воспроизвел звук, никоим образом не вязавшийся с романтическим свиданием. – А что вы здесь делаете?
– Клад ищем, – буркнула я. Позади Травницы осталась черная полоса вытоптанного папоротника с ощипанными цветами. Келла собирала только лепестки, оставляя голые стебли сиротливо засыхать среди листвы.
– Шли бы вы домой, Повелитель, – угрюмо предложила Травница, догадавшись, что ей не рады. – Промойте нос соленой водой и выпейте свой отвар, а то совсем расклеитесь. Да и вообще, нечего вам ночью по лесу шляться.
– А это… чхи… не твое дело! – На диво неприветливо отозвался Лён, выныривая из платка.
Келла гневно блеснула на него глазами. Ничего не сказала, но Лён прикусил губу.
– Воинствующая оппозиция? – Шепотом спросила я.
– Хуже. Непрошеная доброжелательница, – вызывающе громко ответил Лён.
– Дурачок, – беззлобно отозвалась Травница, продолжая обрывать хрупкие лепестки. Папоротник, конечно, не имел к ним никакого отношения – цвел особый вид заразихи, паразитирующей на корнях этого легендарного растения. Природу не переделаешь, но иногда она идет навстречу наивной человеческой вере в чудеса.
Лён надменно передернул плечами, решив не обращать внимания на инсинуации какой-то там Травницы. Новый приступ чиха согнул его пополам и заставил обняться с березой.
– Может, у тебя скоротечная чахотка? – с надеждой предположила я, зная неплохое заклинание от легочной напасти и горя желанием испытать его на вампире.
– Типун тебе на язык! – Неподдельно ужаснулась Келла. – Постучи по дереву!
Я послушно стукнула по стволу ближайшей осинки, тонкой и стройной, как черенок помела, и на голову Травнице свалилось растрепанное воронье гнездо с остатками скорлупы и перьев.
Лён сполз по березе, не в силах бороться одновременно с чиханием и смехом.
Фыркнув, как воспитанная кошка, которой надоели шалости хозяйских детей, Келла тряхнула головой, и гнездо осыпалось к ее ногам кучкой прутиков и мха.
– Я нечаянно… – растерянно промямлила я, но Травница уже скрылась во тьме. – Лён, честное слово, я же не знала!
– Верю. И знаешь, в чем самая прелесть? Я тоже. А это великолепно, а-ап-чхи-и-и!!! Все знать очень скучно, Вольха.
– Не волнуйся, я не дам тебе зачахнуть от тоски.
– Не сомневаюсь. Только уйдем отсюда поскорее, ладно? Мне что-то действительно нездоровится.